Чжан Цзе - Тяжелые крылья

На лбу У Годуна резче обозначились морщины, и каждая была похожа на лежащий вопросительный знак, выражавший крайнюю степень сомнения.

Старые методы не годятся. А чем же они плохи? Разве планы из года в год не выполняются? Взять к примеру грузовики, выпускаемые Первым чанчуньским автомобильным заводом. Технология пятидесятых годов, а никто на машины не жалуется, спрос на них даже растет! А так, с бухты-барахты — здесь что-нибудь изменить, там, — где гарантия, что получится хорошо? Можем и то, что есть, растерять.

Самому себе чашку риса искать? Значит, планирование и госзаказы — побоку? В партшколе их учили, что плановое ведение экономики — одно из важнейших преимуществ социализма. А если отбросить планирование, то в чем тогда преимущества? Тем не менее У Годун смолчал. Замминистра сказал свое слово, директор сказал — что ж ему теперь говорить? Только мысль о конкуренции с заграницей пришлась У Годуну по сердцу. Достаточно вспомнить, что люди произошли от обезьян, а иностранцы ведь более волосатые, чем китайцы. Это означает, что иностранцы недалеко ушли от обезьян. Почему же тогда китайцы в конкуренции на вторых ролях? Если всем сплотиться в одном порыве, пренебречь личными интересами, устранить разногласия — никакие преграды не страшны! Ну возьмите пятьдесят восьмой год, «большой скачок». Какой порыв был, а?! День за двадцать шел, в пятнадцать лет решили догнать Англию! Еще песню пели, там такие слова были: «Все преграды сметем, горы в море снесем, короля англичан бьем китайским тузом!..» Ох, прекрасное было времечко. До чего же приятно к нему возвращаться мыслями. Каждый день как на марше. Душа ликует, точно во время парадов на площади Небесного Спокойствия. Грудь вперед, ноги шаг печатают: ать-два, ать-два!.. Руки взлетают… И все — как один человек, по одной команде… Почему же потом охладели? Ох, вечно кто-нибудь находился, кто мешал революционному курсу председателя Мао, отца нашего дорогого. А теперь полюбуйтесь, какой ералаш в стране! Черт поймет, откуда навеяло эту моду на демократию. Неужели в условиях социализма кому-то недостает демократии? Лишь помещикам, богатеям, вредителям, контрикам, «правым»… Да, сейчас и «правых» вроде нет, точно ветром сдуло. Что там «правые» — и Дачжай [41] Образцовая сельскохозяйственная коммуна. ни во что не ставят, вновь свободные рынки всюду… В родной деревне, рассказывают, гадатели появились, чертовщина всякая из щелей выползла… Будь жив председатель Мао, отец наш, уж он бы не допустил такого.

У Годун сам не мог сказать, с каких пор буквально все вокруг начало вызывать у него недовольство. В его сердце как будто пробрались маленькие, невидимые червячки и ползали там, копошились… Его все время мучило чувство, что жизнь идет ненормально, что небо вот-вот упадет на землю. Ох, как тревожно было у него на душе!

Чэнь Юнмин с интересом вертел в руках принесенную Лю Юйин банку с соленьями, словно пытаясь выяснить, из чего именно составлено это чудо. Оно занимало его не меньше, чем новый автомобиль. Чэнь во всем находил интерес, всему отдавался полностью, поэтому, должно быть, и выглядел старше, чем был на самом деле. И лицо его, видимо, потому казалось таким привлекательным, что в нем отражалось несовместимое: детская непосредственность и упрямство, мудрость опыта.

Речь его все больные в палате слушали затаив дыхание. И парнишка из мастерской по ремонту зонтиков, и старик конторщик, и мясник, и преподаватель. Возможно, они еще не совсем хорошо уяснили себе суть решений пленума, но каждого, кто сохранил хоть чуточку интереса к жизни, эти простые слова не могли не зачаровать. За последние годы было немало различных сообщений, отчетов и постановлений, но как увязать эти магистральные линии и программы с конкретной жизнью, представляли далеко не все. А сейчас, слушая Чэнь Юнмина, люди почувствовали: да ведь это же та великая правда, которую ждал, о которой мечтал народ! Паренек убрал авторучку, подпер рукой подбородок, и в глазах его затеплился свет. Вот в чем дело-то! Почему же на собраниях эти мысли казались такими сухими и скучными? Даже у старика конторщика взамен неизменной фальшиво-льстивой улыбки губы приоткрылись в искреннем потрясении. Преподаватель сказал:

— Эге! Ваш замминистра в двух словах изложил всю суть пленума. Голова!

Мясник выразил восхищение на свой особый манер. Повернувшись к жене Чэнь Юнмина, он воскликнул:

— Доктор Юй! Мясо будете покупать — обращайтесь ко мне! Если вам нужны ножки, окорок, печень, филе, вырезка — скажите только!..

Юй Ливэнь, прикрыв рот рукой, засмеялась. Чэнь Юнмин тоже прыснул вслед за ней, но посмотрел на часы и в испуге сказал:

— О, девятый час! Ты, небось, голодна?!

Ливэнь, не ответив, лишь слегка повела бровями, показывая, что здесь не место упоминать об этом.

Действительно, Лю Юйин сейчас же засуетилась.

— Ох, как же вы! И без ужина!..

Она открыла тумбочку У Годуна, собираясь взять что-нибудь из еды, но там было пусто, хоть шаром покати!

Преподаватель достал у себя из тумбочки коробку.

— Вот печенье, возьмите, перекусите.

Чэнь Юнмин, ничуть не смущаясь, решил съесть пару штук. Потянувшись рукой к коробке, спросил жену:

— Ну так как, а? Отведаем?

Юй Ливэнь удержала его.

— У тебя еще есть дела к У Годуну? Если нет, так идем домой. Дети, верно, заждались уж. Они знают, что я сегодня не дежурю.

Директор наконец вспомнил, что у него есть дети.

— Нет, никаких дел нет. Я только проведать его пришел. — Он повернулся к Годуну: — У тебя ко мне ничего нет?

— Нет-нет, ничего, — ответил тот быстро. — Не ходите ко мне так часто, у вас же работы много.

Он встал, собираясь проводить директора. Другие больные тоже поднялись, словно Чэнь Юнмин был их общим гостем. У двери молодой зонтоправ, не в силах сдержать своих чувств, спросил:

— Не могли бы вы приходить почаще?

Чэнь Юнмин щелкнул языком:

— Ох, вряд ли. Надо бы чаще, но утром открою глаза — и не знаю, в какое дело опять ввяжусь. А ввяжешься — не развяжешься. Ну ладно, не провожайте дальше, хватит. До свидания! До свидания!

Герои идут вперед, не боясь преград. Хэ Тин готовилась сделать восьмой телефонный звонок. Она прошла уже все инстанции, осталось лишь получить резолюцию замминистра Кун Сяна. И тогда ее дочка сможет работать в Пекине. Глядя на телефон, Хэ Тин улыбалась: план детально продуман, победа опять у нее в руках. Жаль, что в армию сейчас не берут женщин на командные должности, а то она стала бы выдающимся полководцем, не уступающим ни одному мужчине. Известно ведь, что в стремлении что-то завоевать, покорить, получить женщины гораздо упорнее мужчин.

С точки зрения многих людей, жизнь Хэ Тин складывалась вполне удачно. В 1945 году она, будучи популярной певичкой на радио в Маньчжоу-го [42] Марионеточное государство, созданное японскими милитаристами на северо-востоке Китая (1932—1945). , занялась революционной деятельностью и очень скоро вступила в партию. Женщина умная, волевая, она наотрез отказалась остаться в агитбригаде, давно приглядев для себя политическую стезю. И стала взбираться по управленческой лестнице: одна должность, другая, третья… Наконец, в 1962 году Кун Сян выдвинул ее в начальники отдела. Если бы не «культурная революция», то сейчас она была бы уже начальником управления. Когда телевидение давало кадры международной хроники с участием Изабеллы Маркос или Маргарет Тэтчер, рот Хэ Тин кривился в усмешке. Кто знает, если б не обстоятельства, наверное, и она была бы такой же, как Маркос или Тэтчер. Раздраженная, она отходила от телевизора и, засев в своей комнате, тряслась от бессильной ярости. Никогда не знавшая, что такое отчаяние, она чувствовала в такие минуты, что ее золотое время ушло, что судьба обошлась с ней несправедливо. Все вокруг вызывало у нее желание сорвать злобу. То кинозвезда на настенном календаре улыбалась слишком кокетливо (как и многие женщины, Хэ Тин без труда находила недостатки в представительницах женского пола), то мясо свекровь не прожарила, то зять своим треньканьем на гитаре действовал ей на нервы. Ее муж, уже более десяти лет не работавший из-за апоплексии, невнятно бормоча, просил то одно, то другое, то сюда посылал ее, то туда. Из ума хоть и выжил, а запросам предела не было. Даром что ковылял он, спотыкаясь и падая, но, если б она только не доглядела за ним, он, ей-ей, сумел бы добраться до министерства и пожаловаться, что супруга жестоко с ним обращается.