Анатолий Грешилов - Пастушки облаков

После двухчасовой забавы с головоломками, перед финишным испытанием, ведущей предложено «сомкнуться» для традиционного общего фото в «креативных» декорациях для рекламы в сетях. Госпожа Тьютор несколько раз позвала Ольгу Олеговну — актрису, игравшую бессловесную и незримую роль Призрака (он же высоковыйный Дух), за которым шла команда в сумеречных лабиринтах подземного хода, видя только далеко впереди размытый силуэт, излучавший зеленоватое свечение. Некто, исполнявший роль Посредника между мирами, в ком угадывался Буцефал, удивился неосведомлённости госпожи ведущей:

— Ольга Олеговна здесь сейчас быть никак не могут, они на гастролях!

На чей-то справедливый вопрос, а за кем тогда шли они по пыльным штольням, ответом были троекратное чихание Мирославы, участие которой предполагалось лишь в двух-трёх первых испытаниях, и низкий голос откуда-то из мрака бокового ответвления, кажущегося тупиковым:

— Салфет Вашей милости! Приветствую командира звена!

— Красота Вашей чести! — Мирослава присела на складной стул, поданный Буцефалом. — А вы кто?

— Навечно штурман твой, Глафира. Ночная ведьма в бытность на Земле, а ныне облаков пастушка. Явилась, призванная трижды, игру свою вам предложить. На Божий свет из сей темницы возможен выход лишь для тех, кто женской особью зовётся. С собою взять дозволено вам будет, что на себе под силу унести.

— Глаша? Ты же в сорок третьем? Этот шоковый сюрприз по сценарию? Правдоподобно, желательно предупреждать. Пожалуй, я заигралась.

Мирослава удалилась не прощаясь, сопровождаемая Посредником между мирами, которому было поручено отвезти её домой.

— Есть эта, как её. — Марк вопросительно уставился на Софи, нетерпеливо пощёлкивая пальцами, и тут же махнул рукой. — О, вспомнил слово: легенда! Из осаждённого города, где-то в Германии средних веков, разрешили выпустить живьём только баб, извините, женщин, с условием, что им можно взять с собой только то, что они смогут унести на себе. А они вынесли на себе своих мужей. В общем, чтобы выполнить условия и выйти наконец из подземного царства, вам, девчонки, надо вынести нас с Игорьком на себе. Кто меня потащит на горбу? Евдокия, могу надеяться на такой, как его, ангажемент?

Неожиданно Евдокия отказалась тащить на себе «бугая». Мол, если деваться некуда, то ей по силам вызволить аскетичного Игоря, а Марка логичнее доверить Софи, с её широкой костью.

Игроки покидали затхлое подземелье Дома с музами (именуемое госпожой Тьютор локацией), перекрытое кирпичными сводиками по стальным балкам, опирающимися на стены из бутового камня, источавшего неистребимый запах карболки, с мыслью никогда не возвращаться сюда по доброй воле. А ещё — с убеждённостью в реальном существовании легендарного Призрака, помогавшего им вернуться из преисподней, не продав душу лукавому. Госпожа Тьютор, с ловкостью фокусника вернувшая себе облик Розы Германовны, пообещала кого-то жестоко наказать за «чудовищную финальную импровизацию», а в качестве бонуса за отличную игру подарила команде игроков ужин в своей парковой кафешке «Роза ветров».

Договорившись с подругами, «спасшими их от вечного заточения в темнице», встретиться вечером в кафе, приятели возвращались в свой «частный сектор». Сразу за регулируемым переездом с домиком смотрителя — поворот на просёлочную дорогу, вытянувшуюся вдоль лесополосы параллельно «железке». Обгоняя, низко и неслышно пролетел на убранном газу и приземлился недалеко впереди «кукурузник», вспылив обочину. Ярко-рыжий кот спрыгнул на землю, лётчик неуклюже последовал за ним, защитные очки с «бровями» сдвинул на лоб и, направив пистолет на подбежавшего первым Марка, крикнул простуженным голосом:

— Ты кто? Где немцы? Где самолёт подбитый сел?

— Это кино снимается? Про войну?

Воздушный ас оказался девушкой с короткими русыми кудряшками, выбивающимися из-под шлема, и белым шёлковым шарфиком вместо подворотничка.

— А вы артистка?

— Ага, снимай штаны, будем знакомиться! «Ночные ведьмы» мы для немцев. Для наших — феи, а смертью храбрых павшие — пастушки облаков. Комсомольцы? Чё не на фронте? Дезертиры?

Не дослушав отвечавшего вопросом на вопрос, потребовала газету, торчащую из пакета с банками. Разглядев дату «Новой газеты», военлёт выругалась, тряхнула головой, будто освобождаясь от наваждения; выслушав подтверждение, какой нынче год, крикнула штурману во второй кабине:

— Глаша, чуешь? Подивись, тута у нас женихи из двадцать первого века! Об этом коли доложить, а адъютант эскадрильи в листок происшествий лётной книжки впишет — комиссуют в психушку. Тикать отсель! Ну-ка, дюжий кучерявый, подсоби девушке на крыло стать, раной ноги маюсь. В банке паучок? У меня такой же, вроде амулета.

Наклонившись и сомкнув кисти рук «ступенькой», Марк чихнул на неровно вышитую голубую незабудку в уголке портянки, выглядывающей рядом с его газетой из серого от пыли широкого голенища.

— Салфет Вашей милости!

— Красота Вашей чести! — ответил машинально Марк.

Мирослава рассказывала: такой обмен любезностями, кем-то однажды произнесённый за завтраком, стал традицией в полку «ночных ведьм» и даже звучал по рации как пароль и отзыв в переговорах разведчиков погоды с командным пунктом.

— Откуда знаешь позывные эскадрильи?

— От прабабушки Мирославы. За восемьдесят, а память — дай Бог каждому. У Евтушенко стихи про лётчиц в войну — читает наизусть.

— Я тоже Мирослава, одна Мирослава на весь полк. А Евтушенко — это кто? Ржавый, кыс-кыс.

— Кот тоже талисман?

— Мыши перкаль грызут и проводку. От винта!

Игорёк, торопливо надёргавший пучок полевых цветов вперемешку с травой, красивым жестом ловко бросил охапку в кабину штурмана, словно то были театральные подмостки. После короткого разбега тёмно-зелёный биплан, с надписью «Мстим за боевых подруг», красными звёздами в белой кайме и мышеловом на коленях пилота, неуверенно оттолкнулся от земли, оставляя, хвост, плотный шлейф дорожного праха цвета седой бороды. Воздушное судно сделало круг, не набирая высоты, пилот помахал рукой, не ангельский голос с небес прокричал что-то.

— Что-что они там?

— «Феи сено не едят!» Дуры, мои цветы выбросили. Вообще, шо это было?

— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд, то грудями колыхают, то задами шевелят, — Марк отряхнул штанины. — Кот линяет. Наверняка это юмористки-пилотессы из аэроклуба. У них фестиваль исторической, этой, как её… реконструкции. «Дорогами Великой войны» — так называется. Ихний подскок (запасной аэродром. — Ред.) рядом. Прабабусю приглашали, как ветерана. Была на открытии.

— Непривычный вид без макияжа — как монашки. Видать, специально не крашенные, для натуральности. И бензином пахнут. Думали, мы поверим, что они прямо с войны в наше время перелетели. Улыбнитесь, лохи, — это прикол!