Михаил Полюга - Альпийский синдром

Но месяца не миновало, как «селевым потоком» смело с должности и Гринишина.

Уныние нарастало в области. Недобитые прокуроры затаились, ожидая своей участи, вполголоса делились новостями на коллегиях и во время сдачи месячных отчетов. А Кондор все носился по районам, сверкал безжалостным огненным глазом, выискивая очередную жертву. За полгода он побывал во всех районах, но по какой-то причине, ясной ему одному, так и не появился у меня в Приозерске.

«Не понимаю, зачем ему это нужно? – думал я, из своей тьмутаракани наблюдая за кадровыми перестановками в области. – Молодость и рвение в нашей профессии далеко не всегда плюс. Какие зубры работали в свое время, когда я пришел в прокуратуру! Было с кем посоветоваться, у кого спросить. А у этих о чем спросишь? О е2 – е4? Временщик чертов! Прикатил в «болото», разворошил, намутил и назад в метрополию, на теплое местечко».

При этом я далеко не был уверен, что надежно затаился, что про меня забыли. Так однажды раздался телефонный звонок, и я сразу узнал жестяной, скрежещущий голос Горецкого:

– Где вы были вчера вечером? Я звонил в девятнадцать сорок пять.

– Дома, – слегка опешив, простодушно проговорился я.

– Дома? Вы уехали из района? Это как понимать? – взвился, зазвенел голос областного. – Кто вам позволил убыть за пределы района? Вы кто? Учитель чистописания или прокурор? На вас, черт возьми, погоны! Кто вам позволил?

Я тупо молчал, чувствуя, как приливает к вискам дурная кровь.

– Впредь я запрещаю выезжать за пределы района без разрешения! Вам ясно? Не слышу! Ясно?

– Ясно, – упавшим голосом пробормотал я и тут же добавил про себя: не дождешься, усатая морда!

И вечером снова отправился домой. На въезде в город, у остекленного поста ГАИ, стояла милицейская машина с мигалками, и Игорек, опустив боковое стекло, приветственно помахал гаишникам, но те внезапно, как по команде, повернулись к нам спинами.

– Что такое? – протянул Игорек, вывернув голову, затем притормозил и высунулся из окна, но гаишники, как и прежде, в упор нас не замечали.

Мы недоуменно переглянулись. И только через день-два я окольными путями дознался, что Горецкий дал указание в случае появления служебного автомобиля приозерской прокуратуры в городе задержать машину, составить в отношении водителя протокол. Но у гаишников хватило ума не выполнять указание, а притвориться слепоглухонемыми.

– И это прокурор области, генерал! – покачала головой Даша. – Но вы бы не рисковали, не напрашивались. Мало ли… А я как-нибудь сама…

– Не дождется! – отрезал я, злобно скалясь. – Что там может случиться без меня в районе? Есть следователь, помощник, а я в случае чего через час буду на месте. Думаешь, в больших городах бывает быстрее?

И все же кое-какие меры мы с Игорьком приняли: начали добираться в город окольными путями.

Задумавшись, я пропустил момент, когда во дворе скользнула покатым акульим боком машина прокурора области. И только когда за окном, будто пробка от шампанского, хлопнула автомобильная дверца, отрывисто, властно прозвенел знакомый голос и приблизился звук быстрых шагов, я встряхнулся и заторопился навстречу. «Черт! – мелькнула пустая, никчемная мыслишка. – Предупреждал ведь начальник милиции, что генерала надлежит встречать на границе района. Может, и мне надо бы на границе?.. Да что уж теперь!»

Тут все мысли в один миг вылетели из головы, потому что меня едва не сшиб Горецкий, несшийся по коридору, будто поджарая скаковая лошадь. Угольные глаза у него горели, ноздри раздувались, усы топорщились, и весь он был живой, горячий, нетерпеливый, не человек – сгусток текучей ртути, огромный и непостижимый. «Несется как на расправу!» – тотчас высунулась еще одна никчемная мыслишка, но было уже не до нее.

Молча пожав руку, он взглядом велел: «Ну, веди!» – и, следуя моему приглашающему жесту, первым переступил порог канцелярии, поздоровался с Надеждой Григорьевной Гузь, будто бестелесное, прозрачное привидение, всплывшей из-за барьера, вошел в мой кабинет и сел к приставному столу.

«На мое место не сел. Побрезговал или дорожит своим?» – прикинул я и, ни слова не говоря, подвинул к Горецкому поднос с чистым стаканом и бутылочкой минеральной воды. Глянув на меня исподлобья, тот откупорил бутылочку, налил воду в стакан, выпил и отер усы тыльной стороной ладони. Затем обвел взглядом кабинет, дернул штору, перегнулся и зачем-то заглянул под стол, брезгливо ковырнул пальцем папки, лежавшие на столе, – и вдруг снова впился в меня буравчиками-зрачками, жестко и пытливо. Но мне уже попала под хвост вожжа, и я не стушевался, не отвел встречного взгляда.

«Эк каков молодец! А вот мы сейчас посмотрим, сейчас посмотрим…» – скользнула по тонким губам областного язвительная ухмылка, и он первым делом велел подать приказ о распределении обязанностей.

– Сейчас посмотрим, – вслух повторил то, что я успел прочитать по его губам. – Сейчас, сейчас…

Нацелив острый нос в книгу приказов, Горецкий пробежал несколько страниц глазами, полистал, захлопнул и небрежно от себя оттолкнул. Та же участь постигла наряды с материалами проверок, а надзорные производства по уголовным делам он и глядеть не стал – побарабанил по стопке длинными пальцами с выпестованными ногтями, нарочито зевнул и пружинно поднялся из-за стола.

– Показывайте ваши владения. Кто тут и чем занят?

«Это проверка? Это? – подумал я, недоумевая. – Ничего, в сущности, не посмотрел. Тогда зачем приехал? Что ему надо?»

В канцелярии я представил Горецкому секретаря-машинистку Гузь, тот косо и как-то мимо поглядел на нее как на серую, невзрачную мышь, дрогнул скулами, но удержался от зевка и двинулся дальше.

От едкого табачного духа, стоявшего в кабинете следователя Ильенко, Александра Степановича передернуло.

– Это еще что? – заперхал он, багровея и напрягая шею. – Я, кажется, запретил курить в служебных кабинетах! Проветрить помещение! И еще раз замечу – пеняйте на себя!

– Так никто не курит, – нагло соврал Рамзес II и с сокрушенным видом покачал головой. – Раньше – да, курили. Вот в стены и въелось…

– Значит, сорвать обои и наклеить новые. А перед поклейкой стены – купоросом!.. Ишь ты: въелось!..

– Мы уже и обои подобрали. Такие зеленые, – продолжал беспардонно врать Ильенко и украдкой бросил на меня вопрошающий взгляд: как мы его – вокруг пальца? а? каково?

Но Горецкий уже переступил порог кабинета. Приостановившись там, в полумраке коридора, вполоборота, добавил, играя желваками:

– Сколько дел в производстве? Два? К концу месяца все закончить и – в суд! Или вы, может быть, устали работать? Может, на пенсию пора?

– Не устал. Могу работать. Дела закончу в срок, – торопливо, в спину, заверил областного Мирон Миронович мгновенно севшим голосом, затем вытянул ко мне жилистую шею с немым вопросом: что-то не так? что не так? он пошутил или всерьез?..