Тони Моррисон - Любовь [litres]

И он знал кто. Это был настоящий Ромен, который обломал кайф крутому, опасному и отвязному парню. Фальшивого Ромена, нависшего над чужой кроватью с незнакомой девчонкой, перехитрил Ромен настоящий, который и был там главный и теперь заставил его, лежащего в собственной кровати, сунуть голову под подушку и пролить девчачьи слезы. Но в ушах по-прежнему звучал визг трубы.

Поселение – по сравнению с домом номер один по Монарх-стрит – как другая планета. Хаотично натыканные лачужки расползлись по склону горы и в долине еще во времена Первой мировой войны. Никто не использует этого названия – ни почтовая служба, ни бюро по переписи. Однако полицейские штата прекрасно его знают, и если кое-кто из тех, кто когда-то работал в старом управлении соцзащиты, его слышал, то сотрудники нового окружного управления социального обеспечения – нет. Время от времени у учителей школы десятого района появляются ученики из тамошних семей, но и они не употребляют название «Поселение». «Деревенские» – вот как величают этих странных необучаемых детей. Чтобы не раздражать обычных учащихся из приличных фермерских хозяйств, школьным методистам пришлось придумать какой-никакой безобидный термин, чтобы как-то отличать этих детей, не настраивая против себя их родителей. Термин сочли приемлемым, хотя ни один родитель из Поселения ни разу не делал официальных запросов, не высказывал своего мнения, не давал разрешений и не подавал жалоб. Записки или извещения, переданные в вечно немытые руки их чад, никогда не возвращались и не получали ответа. Деревенские посещали занятия несколько месяцев, пользовались общими учебниками, одалживали ручки и карандаши, но все делали нарочито втихомолку, точно их сюда прислали проверять качество образования, а не получать его, выуживать, а не предоставлять информацию. В классе они держались тихо, ни с кем не вступали в беседы – отчасти по собственному почину, а отчасти потому, что одноклассники целенаправленно избегали общения с ними. Деревенские славились внезапными вспышками агрессии – и дрались остервенело и жестоко. Все знали историю про то, как однажды в пятидесятых директор школы смог найти, а потом и посетить дом одного из деревенских по имени Отис Рик. Этот Отис дал в глаз мальчишке на школьной площадке и то ли не понял, то ли проигнорировал извещение об отчислении, засунутое в карман его рубашки. И продолжал заявляться в школу каждый день, и каждый день на его рукавах видели неотстиранную кровь его жертвы. О том официальном визите, имевшем целью заявить о нежелательности присутствия Отиса в школе, известно немного – кроме одной яркой и красноречивой детали. Когда директор школы покинул дом Риков, ему пришлось пересечь всю долину пешком, поскольку ему не дали ни времени, ни возможности сесть в свою машину. А «Десото» [20] Марка автомобиля, выпускавшегося концерном «Крайслер» в 1928–1961 гг. был отбуксирован обратно в город полицейскими штата, потому что его владелец ни в какую не соглашался лично вернуться за ним.

Совсем древние старики, чьи молодые годы пришлись на Великую депрессию и которые по сию пору называют эту часть округа Поселением, могут в цветах и красках поведать любому желающему историю его обитателей. Но поскольку их мнение мало кого интересует, жители Поселения интерпретировали ее на свой лад: вот почему их, дремучих и презренных, просто терпят, боятся и стараются с ними не связываться. Так повелось с 1912 года, когда джутовую фабрику забросили, и те, кто успел уехать, и те, кто не успел (либо черные, у кого не было никаких надежд, либо белые, у которых не было никаких перспектив), остались там жить, ничем не занимаясь, заключая между собой браки – ну, типа того – и ломая голову над тем, как бы выжить до следующего дня. Они строили себе дома из чужой рухляди или делали пристройки к лачугам, оставшимся после рабочих джутовой компании: кто сарайчик, кто комнатенку. Так и выросли на горном склоне и в долине под горой жмущиеся друг к дружке домики – в две комнатки с плитой. Обитатели лачуг использовали воду из ручья и дождевую воду, пили коровье молоко и домашнее пиво, ели лесную дичь, яйца и то, что росло в огороде, а если зарабатывали что-то на работах в поле или на кухне, покупали сахар, соль, растительное масло, сладкую газировку, корнфлексы, муку, сушеные бобы и рис. Если же заработков не было – воровали.

Несмотря на вполне мирное название, Поселение сотрясали конфликты по поводу преданности этому месту и правил общежития, и единственным преступлением тут считался отъезд. Одну такую измену совершила девушка со сросшимися пальцами ног, которую звали Джуниор. Ее мать Вивиан намеревалась дать ей имя сразу после рождения. Но спустя три дня после трудных родов, когда к ней наконец вернулось сознание и она была готова принять решение, оказалось, что отец новорожденной уже назвал малютку Джуниор – то ли в честь себя, Этана Пейна-младшего [21] Джуниор ( англ .) – младший. , то ли отдав дань давней мечте о собственном ребенке, ибо хотя у Вивиан уже было четыре мальчика, ни один из них не был от Этана. В конце концов Вивиан выбрала-таки для дочки имя, и успела назвать им ее раз или два, прежде чем Этан вернулся в отцовский дом. Но имя Джуниор прилепилось. А большего и не требовалось, пока она не поступила в школу десятого района, где у нее спросили фамилию. Джуниор Вивиан, промямлила она. Заметив, как учительница прикрыла ладонью улыбку, девочка почесала локоть и только тогда сообразила, что вполне могла бы назваться Джун.

Девчонок из Поселения отдавать в школу не любили, но каждый из дядьев, кузенов и сводных братьев Джуниор какое-то время проучился в местной школе. В отличие от них она редко отлынивала от учебы. Дома, оставшись без присмотра, она чувствовала себя как одна из стаи здешних собак. Всего их было пятьдесят, и животные то сидели на короткой цепи, то свободно бегали по Поселению. Если собаки не ели и не грызлись, они спали, привязанные к деревьям или свернувшись калачиком под хозяйской дверью. Предоставленные сами себе, охотничьи псы скрещивались с овчарками, а колли – с лабрадорами. К 1975 году, когда родилась Джуниор, возникла диковинная, ни на что не похожая и удивительно красивая порода, которую сразу же узнавал издалека любой, кто знал их как «собак из Поселения» – приученных отгонять непрошеных гостей, а еще лучше – охотиться.

В течение многих лет Джуниор тосковала по отцу и без устали упрашивала мать отвезти ее к нему повидаться.

– Может, хватит? – повторяла Вивиан, пока однажды не отрезала: – Он в армии. Так я слышала.

– А когда он вернется?

– Да он никчемный, малышка. Никчемный. Иди играй!