Андрей Геласимов - Жажда. Фокс Малдер похож на свинью

Общие интересы. С этим всегда большие проблемы. Никого не волнует, от чего у тебя перехватывает дыхание. У всех по-разному.

Оказавшись в новой школе, рано или поздно влюбляешься. Не в школу, конечно, а просто в девочку. Через двадцать лет случайно находишь в старых бумагах ее фотографию и долго удивляешься самому себе. Неужели за двадцать лет можно так измениться? Хотя, с другой стороны, красные леденцы в форме петушков тоже не так заводят, как раньше. Поди разберись в этих метаморфозах.

Но фотографию почему-то не выбрасываешь.

В один прекрасный день это все равно случается. Новая школа или не новая. Важно, что тебе шестнадцать лет. Приходишь утром без сменной обуви, и тебя не пускает в гардероб девочка с красной повязкой на рукаве. Постепенно начинаешь симпатизировать всему классу, в котором она учится. Положительная реакция на все красные повязки вообще. Дежурство у них длится целую вечность. С понедельника по субботу. К четвергу ты знаешь, что жизнь твоя решена.

Насчет относительности времени Эйнштейн оказался прав. Об этом надо спросить не физиков, а мальчиков, которые влюбились во вторник. Хватит ли им всей жизни дотянуть до субботы — вот вопрос. Релятивисты молчат в тряпочку.

На помощь снова приходит Антон:

— Хочешь, я с ней поговорю?

И после четвертого урока:

— Все нормально. Завтра на дискотеке можешь к ней подойти.

Завтра — это через сколько столетий?

Линейность времени компенсируется нелинейностью пространства. Это позволяет вытерпеть жизнь. По крайней мере можно болтаться туда-сюда, пока минуты идут одна за другой. В строгом порядке. Ни одна не забегает вперед. Сначала первая, потом вторая. Никакого хаоса. Просто ждешь.

«Где ты шляешься? Почему не пришел на ужин? Папа хочет поговорить с тобой».

Жизнь сочится в узкую щелку.

Завтра наступает лишь после того, как исчерпаны все минуты сегодня. Все до одной.

Как ее звали, эту девочку? Марина?

— Мне сказали — ты хотел поговорить со мной.

Музыка гремит слишком громко. Ей приходится кричать. Левой рукой она прикрывает ухо.

Я поворачиваюсь направо и смотрю на большие колонки рядом с входом в спортзал.

Нас толкают со всех сторон.

— Знаешь кладовку рядом с мужской раздевалкой?

Я киваю головой.

— Жди меня там через десять минут.

— Ты придешь?

— Я же сказала — через десять минут.

В кладовке хранились всякие спортивные вещи. За два дня до этого физрук Гена с Эдуардом Андреевичем заставили нас целый урок таскать туда старые маты. Мы сваливали их в кучу рядом с ненужной мебелью из кабинета директора, так чтобы получилась большая нора. Куда можно спрятаться, если что.

Я забрался поглубже и достал сигарету. Курить не хотелось, но я все равно ее достал. Нервничал просто немного, поэтому закурил.

До фильтра оставалось еще два сантиметра, когда я услышал, как открылась дверь. Десять минут никак не прошло. От силы — три с половиной.

— Иди сюда, — прошептал кто-то. — Здесь никого нет.

У входа послышалась какая-то возня, и через секунду они забрались на маты.

— Здесь кто-то курил, — прошептал другой голос. Женский.

— Мы всегда курим здесь.

Я бесшумно сплюнул на пол и затушил сигарету. Окурок зашипел, но они не услышали.

— Все мальчишки курят?

— Не все, но почти все.

— Вам еще рано.

— Перестань, — он тихо засмеялся. — Директрисе скажешь про нас?

— А у тебя сигареты есть?

— Не с собой. Оставил в пальто. А чего мы шепчемся? Там в зале такой рев.

В этот момент я узнал его голос. Это был Антон. Я вообще легко узнаю голоса. Даже по телефону или по радио. Если они не шепчут, конечно, а говорят. Это был точно Антон. Никаких сомнений.

— Ты уверен, что сюда никто не войдет?

Этот голос тоже показался знакомым.

— Сюда ходят во время занятий. Когда из класса выгоняют или на урок опоздал.

— Ты часто здесь сидишь?

Несомненно, знакомый голос. Такое чувство, как будто слышал его только что. Буквально минуту назад.

— Бывает, что часто. Зависит от учителей.

— Горбунов, значит, позавчера тоже сюда пошел?

Я изо всех сил вслушивался в ее голос и все никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.

— Наверное. Я же говорю, мы все сюда ходим.

— А девочки?

— Какие девочки?

— Девочки из вашего класса?

В этот момент мне показалось, что я узнал ее голос. Но такого просто не могло быть. Не должно было быть, это уж точно.

— Девочки тоже иногда приходят.

— И что они делают?

Это был ее голос. Голос Лидии Тимофеевны. Учительницы истории из параллельного класса. Я даже перестал дышать от удивления.

— Разные вещи. Курят иногда вместе с нами.

— А еще что?

Он на секунду замолчал.

— По-разному бывает.

Голос у него изменился.

— А вот так они умеют?

Целую минуту надо мной стояла полная тишина. Как будто они исчезли. Испарились. Растаяли в воздухе.

— Умеют? — наконец сказала она.

Голос дрожит, как будто задыхается.

— Нет, так не умеют.

— А вот так?

Я жду еще несколько секунд, и вдруг с диким грохотом открывается дверь.

— Кто здесь опять курит?

Это была Екатерина Михайловна. Голос ее оборвался, и тут же в кладовке загорелся свет.

Минуту они молчали, как на похоронах.

Екатерина заговорила первая:

— Выйди вон.

Я услышал, как надо мной зашевелились, но потом все стихло.

— Выйди вон!

Теперь она заорала как бешеная:

— Пошел вон, я сказала!

Антон спрыгнул с матов, и дверь за ним закрылась.

Они молчали еще, может быть, минут пять. На этот раз первой отважилась заговорить Лидия:

— Екатерина Михайловна…

— Я тебе не позволю устроить в школе публичный дом!

— Екатерина Михайловна…

— Я тебе не позволю!

— Я вам все объясню…

— У себя в институте можешь заниматься проституцией!

— Екатерина Михайловна…

— Шлюха!

Я услышал, как Лидия спустилась на пол, и тут же раздался резкий звук пощечины.

Как будто убили комара. Только гораздо звонче. Очень большого комара.

— Пошла вон отсюда!

Дверь за Лидией закрылась, и мы с Екатериной остались в кладовке одни. Она возле шкафа, а я — под матами. У меня влажный окурок в руке.

— Шлюха, — повторила она, но уже намного спокойнее. — Настоящая шлюха.

Через мгновение свет погас, и я услышал, как Екатерина хлопнула дверью.

Надо было скорей выбираться из моей норы. Марина могла войти в любую минуту.

Я осторожно высунул голову из-под матов, чтобы убедиться, что в кладовке действительно пусто. Помимо дыма от моей сигареты в воздухе отчетливо слышался запах духов.

Я на цыпочках приблизился к двери и тихонько потянул за ручку. Дверь не поддалась. Я дернул сильнее — все равно бесполезно. Я потряс ее изо всех сил и в отчаянии опустился на пол. Екатерина закрыла дверь на ключ. Старая идиотка.