Богомил Райнов - Новеллы и повести. Том 2

— Еще заденешь его, — сказал Иван Флоров, механик с авторемонтного завода на станции Искыр, — потом не расплатишься!

Иван Барабанов накачивал запасную шину.

— Царское качество, — сказал Иван Шулев. — Пятнадцать лет можно не открывать мотор. А то что это за мотор, если в нем каждый день надо копаться.

— Как же не копаться, когда он портится, — сказал Иван Флоров.

— Все-таки ты поосторожней, — посоветовал ему Иван Шулев. — Ты все разворошил, а дело-то в реле. Контакты надо было почистить. Говорят, что у «роллс-ройса» нет реле.

— Не может быть, чтоб не было реле, — сказал Иван Флоров. — Нет таких машин.

— В переносном смысле, — сказал Иван Шулев.

— А я не променяю своего «москвича» на «роллс-ройс», хоть он и царь автомобилей. И на «рено» не променяю. Я два раза обошел экватор на этом «москвиче». «Москвич» — это машина будущего.

— Да «рено» — это разве машина, — сморщился Иван Шулев. — Над «рено» на дорогах все смеются. Это не машина, хоть она с виду и ладная. У меня ведь была такая машина, я ее продал, чтобы купить дачу в Драгалевцах. А насчет того, что «москвич» машина будущего — кто его знает. Где-то я читал, что для рыбы будущее всегда мокрое.

Все у нас во дворе знают, что с тех пор, как семейство Шулевых продало «рено», чтобы купить дачу в Драгалевцах, Иван Шулев — уже не Иван Шулев; что-то в нем сломалось, потому что дачу ведь не поставишь на колеса и не поедешь на ней, куда захочется. Но он притерпелся к потере, время притупило боль, и теперь, принимаясь иногда ругать «рено», он думал, что сумеет его возненавидеть. Ничего из этого не получалось, да что поделаешь — человеку не дано управлять своей судьбой, особенно такому человеку, как Иван Шулев, который не может принадлежать ни автомобилю, ни даче, ни своей жене, а принадлежит всем, кто живет в моем доме, на моей улице, всему моему городу и даже, если хотите, всему человечеству. Вероятно, ради какого-то равновесия земле нужны и такие люди, которые до конца жизни остаются большими детьми и, чем больше стареют, тем более детскими кажутся нам их поступки и суждения.

Мы наконец вернулись с базы, после того как пять раз возвращались к льву Серенгети, и теперь вся Троянская война разглядывала волосы из львиной гривы. Мальчик в окне гладил по спинке свою Шиншиллу, и мой сын отнес ему два волоска из львиной гривы, а в обмен получил целую горсть кроличьего пуха.

— В джунглях Серенгети, — сказал Иван Шулев, — звери и газели живут так же естественно и просто, как мы живем в этом доме. Был один фильм о Серенгети, так у меня голова кругом пошла, когда я его посмотрел. Великая вещь — джунгли!

— Я слышал, что устраивают переписи животных, — сказал Иван Барабанов и перестал накачивать запасную шину, чтобы вытереть пот со лба.

— Конечно, устраивают, — сказал Иван Шулев. — У нас тоже переписывают диких животных. Мы, например, всегда знаем, сколько у нас серн в горах, сколько волков, сколько зайцев.

— Ну уж, — сказал Иван Барабанов. — Что-то мне не верится, чтоб даже про зайцев знали.

— Тебе не верится, но так оно и есть, — сказал Иван Шулев. — Особые приемы разработаны, как их переписывать. Человек все, что ему нужно, придумал.

— Только лягушки не переписаны, — сказал из окна Иван Врачев, студент.

Он поставил на подоконник свой аквариум с лягушкой.

— Лягушки не входят в номенклатуру, — сказал Иван Шулев. — Кто это станет заниматься такой ничтожной тварью, она никакого хозяйственного значения не имеет.

— В Сорбонне есть памятник лягушке, — сказал Иван Врачев. — Там работал великий…

Он не успел договорить, потому что в небе раздался страшный грохот. Все посмотрели наверх и почувствовали, как воздух дрогнул от еще одного взрыва. Словно натянутое над головами синее небо лопнуло и посыпалось во двор. И еще один взрыв раздался, зазвенело расколовшееся небо, и послышались голоса и крики людей.

Толстые стекла ресторана «Дикие петухи» лежали разбитые на земле. Посыпались стекла и из нескольких окон. Весь дом сразу ожил, из окон выглядывали люди, аквариум Ивана Врачева упал с подоконника в комнату и разбился. Шиншилла стояла на задних лапах, и уши ее торчали прямо вверх.

— Что это, землетрясение? — спрашивали люди.

— Смотрите-ка, машина заработала, — спохватился Иван Флоров.

«Москвич» тихонько, как оса, жужжал перед гаражом.

— Вот это да, — сказал Иван Шулев. — Верно, от сотрясения.

— Может, бомбу бросили?

Жители моего дома столпились на балконах, некоторые вышли во двор, тревожные голоса и шум доносились из соседних дворов и с улицы, в комнатах заревели младенцы, а Три мушкетера свесились с балкона и спрашивали, не началась ли война.

Старики прервали обсуждение события в церкви святого Георгия Победоносца и вышли из-за сохнущего белья. Все смотрели на пустое небо и ждали, что взрыв повторится. Но небо было спокойно, пусто, и только в дали был виден маленький самолетик, который тянул на хвосте полотняную рекламу.

И тогда кто-то из «Диких петухов» сказал, что пролетели сверхзвуковые самолеты. Эти машины летят вперед благодаря мощным взрывам, и при этом раздается именно такой грохот. Если самолеты проходят низко, говорил человек из «Диких петухов», то рушатся легкие постройки.

— А у нас разве есть уже такие самолеты? — спросил Иван Барабанов.

— Раз пролетели, значит, есть, — сказал Иван Шулев.

Старики опять стали толковать о том, какая страшная штука война, и Иван Цеков из 44-го кавалерийского полка рассказал, что однажды, когда они двигались по пустому шоссе по направлению к Драме, из колючих кустов на дорогу вышло много детей. Они все плакали и просили хлеба, солдаты дали им, сколько у них было, но из кустов все выходили и выходили дети, словно там открыли какой шлюз, и не было им конца, и солдатам уже нечего было им дать, а они все выскакивали из кустов, и их стало так много, что каждый солдат посадил к себе на лошадь по трое-четверо ребятишек. Потом выяснилось, что это были греческие дети из одного большого района, матери оставили их в кустах дожидаться армии, а они разбрелись по холмам, выкапывая корешки для еды.

Пока Иван Цеков рассказывал, Иван Николчов сказал своей жене, чтобы она пустила сынишку во двор и велосипед тоже разрешила бы ему взять.

— О, Ицо, — бросилась к нему Троянская война, — Весь день ждем твой велосипед. Тебя дома лупили?

Ицо, шмыгнув носом, сказал, что не лупили, и спросил, что сегодня было на дворе. Ребята рассказали ему, что Иван Барабанов убил мышь, что француженка из французского посольства отобрала у них собачку и что по улице проехал кит Голиаф.

— А у меня есть Шиншилла, — сказал мальчик из окна.

А мой сын похвастался, что он ходил на цирковую базу и видел льва Серенгети — «самого страшного льва» — и что он знает одно очень хорошее слово, которое начинается на букву Д, — Дивдядово!