Денис Гуцко - Покемонов день

А ведь так было светло и стройно.

Так уютно царствовал Алексей Паршин в справедливейшем из миров. В мире без чужих. Нет, не то чтобы совсем без людей. Без посторонних. Как же нам было хорошо врозь – им и мне. «Без посторонних» – это совсем немало! Это значило – без пыток и предательств. Без страшных судов, что наготове у каждого назвавшегося тебе Спасителем. Без инквизиций Большой Любви. А на будущее – без подлянок домочадцев, уставших стареть рядом с тобой от зарплаты до зарплаты, от новой стиралки до новогодних выходных с заветренным оливье, с Петросяном в телевизоре и черно-белыми ветками в окне. Я выгреб все лишнее. Я набело отмыл свою жизнь от чувства долга, локтя и, всего тщательней – от чувства прекрасного, растиражированного на брелоки и постеры. Я сам был мерой прекрасного, я возбуждался на красоту без подсказок. Как термометр – на температуру. Я знал: я прекрасен. Да, жизнь была расчерчена светло и стройно – как те рисунки художников Возрождения, на которых они иллюстрируют законы перспективы. А потом этим рисунком подтерли зад.

Медсестра вытащила иголку из моей ягодицы и придержала прижатую к месту укола ватку, дождавшись, когда я до нее дотянусь. Я перехватил ватку, свободной рукой натянул штаны повыше и лежал, пыхтя от боли в подушку. Церебролизин, врачующий мозг от сотрясения – болезненный укол. Больнее даже витаминов. Оно и не мудрено: путь от задницы до мозга труден. К высшей сути от филейных мест – это вам не аскорбинку глотать.

Шлепнув шприцем о металлический поднос, медсестра сказала тихо, чтобы не проснулся новенький, сгруженный утром на кровать у окна:

– Нету твоих сигарет в нашем магазине. А искать я не буду. Так любой попросит… А если я каждому буду искать чего он пожелает, так это черт знает что.

– Любой – не каждый, – улыбнулся я.

– Что? – она слегка наклонилась, чтобы лучше слышать.

Я перевернулся на спину и взглянул в ее серые глаза. Я ей нравлюсь. Если сейчас привстать да притянуть ее к себе за крепкую талию – отпихнется жеманно, скажет «дурак» будто сироп слижет. Я многим нравлюсь, особенно таким, как она. С крепкими талиями и жеманными жестами. Прелестные флакончики с сиропом. Я для вас – кто? Я для вас как что? Комик? Легкое чтиво без трудных мест. Что ж. Я – не церебролизин. Остаюсь там, куда ввели. Дальше не лезу, не терзаю ранимый человеческий организм поиском высшей сути. Не зову строить потное семейное счастье. Тем и нравлюсь. Беру легкостью. Скольжением беру, чартерными рейсами от будней к празднику. Летать – не строить. А полетать хочется всем, хотя бы иногда, хотя бы украдкой, в свободное от строительства время.

Впрочем – что это я? Так было раньше.

Так было раньше: легкость, «я нравлюсь таким как она». Алексей Паршин теперь покемон. За чужое наказанный. Покемон Прикованный. Каждый день приползает червь и откладывает в печени кучку личинок. К ночи из них вылупляются мохноногие мухи. Вылупляются и с жужжанием улетают прочь. «Ой, что это так громко сейчас прожужжало?» – «Это мои мухи». – «Твои мухи?» – «Долго рассказывать. Спи». – «Нет уж. Дудки. В мушином зоопарке спать не буду».

Лора тоже до поры до времени любила легкость – и что там еще бывает. Потом она стала другой. Но мне уже все равно. У меня теперь есть сероглазая медсестра. У меня может быть много сероглазых медсестер.

– Опять выходил на балкон?

– Выходил, воздуха захотелось. Но это веранда.

– А мне опять главврач по башке даст, – она уже собрала в лоток свой мединвентарь, но уйти не спешила. – Врачи выходят покурить, дверь не запирают.

А там перила обрушены. Свалишься – кто отвечать будет? Висит же табличка «Не выходить».

Она ушла.

Наверное, Лора ищет меня. Маме звонила. Мама сказала ей, что я командировке, чем еще больше ее озадачила. Можно попросить у кого-нибудь телефон, вставить симку, которую я так и не решился выкинуть, позвонить Лоре.

«Здравствуй, это я». – «Ты где? Я изнервничалась вся!» – «Я в больнице. С сотрясением». – «Что случилось?» – «Я стал покемоном». – «Покемоном?» – «Да. Ты же знаешь, после того, как становишься покемоном, случается сотрясение». – «Нет, я не знала. Сейчас приеду».

И она приедет с бананами и апельсинами. «Принесла тебе. Говорят, любимая еда покемонов».

Не хочу другую Лору с бананами и апельсинами.

Хочу вылечиться – и уйти.

Они лечат меня нехотя, сквозь зубы. Денег никому не даю. Никто ко мне не ходит, не сторожит лечащего врача в коридоре, не заглядывает ему тревожно в глаза: «Ну как он?». Опять же, денег в стыдливом конвертике никто за меня не дает.

Вот и сосед мой, посапывающий сейчас возле окна – такой же. Дмитрий. Тоже с сотрясением. И тоже без всяких признаков семейственности. За целый день никого из родственников. Телефон его, моргающий светодиодом на тумбочке, молчит. Сам Дмитрий тоже молчит. Спит или разглядывает потолок. Про него медсестры шепнули друг другу: «бизнесмен». Надо же, и среди бизнесменов есть покемоны. Не зря же его ко мне поместили. У них здесь специальная палата для покемонов.

Они меня не вылечат. Разве что попросить, чтобы сделали лоботомию? Чтобы забыть. Вырежут, где надо – чик – и все как прежде, легко и воздушно.

«Вырежьте мне тот кусочек, который запомнил, как Алексей Паршин стал покемоном». – «Это дорого будет стоить». – «Договоримся. Вырежьте, пожалуйста, еще и то утро, когда пришла sms-ка. Можно?» – «Все можно. Только дорого».

Я бы принес им много денег, и они вырезали бы мне треклятый кусочек мозга, на котором остались отпечатки моего кошмара: высокая красивая девушка, рассматривающая подаренного ей для акта жертвоприношения покемона – голого, жалкого, говорящего «Привет, я покемон».

«…И совершили с ним развратные действия жертвоприношения».

Писаю и стараюсь не смотреть вниз – чтобы не видеть свой жалкий покемонский отросток.

Вот что интересно: это навсегда?

Забудется когда-нибудь?

Может быть, нужно что-то сделать, чтобы забылось?

Отомстить кому-нибудь. Разыскать их всех и убить. А то – отомстить первым встречным, случайным людям. Да, продлить цепочку. Или того верней – отомстить тому, кому наверняка получится отомстить. (Теорию девушки-палача можно упростить: почему бы в списках людей с сим-карты не поискать виноватого? Это несложно. Хотя ее метода эффектней, конечно). Вот Лора, например. Если бы не она, я бы ни за что не оказался на вечернем проспекте, пьяненький, взвинченный, опаздывающий на вокзал. Потому что ни в какой Ростов не поехал бы. Конечно, не поехал бы. Не соскользнул бы с края тротуара в Великую Пустоту, омерзительную, как мусорный бак в ее коммунальном дворе. А еще – можно отомстить медсестре с крепкой талией, имя которой забыто, как только услышано. Кажется, Наташа. Но это неточно.