Юрий Поляков - Три позы Казановы

Утром, когда нежная азиаточка, измученная бурно обретённой чувственностью, ещё спала в нашей широкой семейной кровати, я достала из-за образа Казанской Божьей Матери шкатулку с моими безделушками и перед уходом поцеловала девочку в её чистый лобик. Нет, я не жалела ни о чём, но и продолжения не желала. Я же не знала, что мои обидные слова про молодых дружков Алсу запали в подозрительный Федин мозжечок, и он перед отъездом на всякий случай поставил в спальне скрытую камеру! Не знала я и того, что отец Яков уговорил своего прихожанина – вице-президента Академии наук Полумесяца пристыдить Лапузина, и тот, испугавшись огласки в научных кругах, пообещал выбросить мне десять процентов от общего имущества. Алсу позвонила в тот же вечер и умоляла о новой встрече. Я сказалась больной, нам нельзя было видеться, я чувствовала, как во мне медленно распускается смертельная орхидея запретной неги. Отцу Владимиру о случившемся я рассказывать не стала. Зато отец Яков, выслушав, долго хохотал и признался, что в его исповедальной практике такого случая ещё не было. Да, брошенные жёны мстили в сердцах с сантехниками и лучшими друзьями, но чтобы затащить в постель любовницу мужа! Ха-ха! Он посерьёзнел и наложил на меня епитимью: покаянный канон и десять земных поклонов перед сном…

– И всё? – удивился Кокотов.

– А чего вы хотели? Не отлучать же меня от церкви! Мой друг, не будьте гомофобом!

– А Алсу?

– О, она звонила снова и снова, говорила, что не может без меня жить. Я пошла к психоаналитику. Он отнёсся к случившемуся очень серьёзно, предупредил: связь надо немедленно прекратить, посоветовал поскорее найти мужчину, который по-настоящему взволновал бы меня, а также рекомендовал самокодирование по нейролингвистическому методу. Видите: эти плакатики напоминают мне каждый миг, что я люблю мужчин, и только мужчин. Нет, я не хочу назад, в страну заблудившихся женщин. Но это так трудно, Андрюша, так мучительно! Мне жаль Алсу. Девочка сошла с ума. Вот, смотрите!

Наталья Павловна взяла со столика свой красный мобильник, нашла непринятые вызовы и показала: Алсу-Алсу- Алсу-Алсу-Алсу …

И так до бесконечности…

– А вот ещё. – Она показала эсэмэску. – Читайте!

Кокотов прочёл:

– Она не без способностей, – заметил писодей.

– Это Софья Парнок. Я дала Алсу почитать…

– Кто?

– Возлюбленная Марины Цветаевой. Неужели не знаете?

– Ах, ну да… Конечно… Не расслышал… А вы разве ещё встречались? – ревниво удивился Андрей Львович.

– Всего один или два раза. Не помню. Какая разница? – нахмурилась Обоярова. – А потом вернулся Лапузин и увидел то, что подглядела скрытая камера. Сказать, что он пришёл в ярость, – не сказать ничего. Алсу в одной ночной рубашке выгнал на улицу, и её тут же отчислили из университета. Пришлось снять девочке квартиру. Запись он показал Полумесяцу, и тот согласился, что мне не следует давать ни копейки! За мной стали ходить какие-то уголовники. Я испугалась, продала побрякушки, заплатила Эдуарду Олеговичу, спряталась в «Ипокренине», старалась реже бывать в Москве… И вдруг, вообразите, встречаю здесь вас! Ну разве ж это не Господь навёл? Теперь ты знаешь всё. Хватит слов! Иди ко мне!

Наталья Павловна выскочила из кресла, сорвала, отбросила прочь кофточку, навсегда вышагнула из плиссированной юбочки, стряхнула с себя стринги и сделалась невообразимо голой. Нагота бывшей пионерки, правда, на миг озадачила Кокотова. Стройный девичий торс с задорно вздёрнутыми сосками был словно ошибочно приставлен к мясистым бёдрам матроны, а могучее поросшее лоно вызывало матриархальный трепет. Справа он заметил шрам, похожий на большую белёсую сороконожку – такие водятся в пещерах, куда не проникает свет.

– Это после аварии! – перехватив его взгляд, объяснила она. – Я ещё не рассказывала? Потом… Всё потом! У меня шейка титановая…

– Что? – насторожился Андрей Львович.

– Шейка бедра. Разденься! Скорей! Иди ко мне!

– Иду! – робея, ответил счастливец.

Кокотов проснулся ночью от холода и одиночества. Никого. Лишь на полу, словно скомканные гроздья жасмина, белело ажурное бельё Натальи Павловны. Он протянул руку за трусиками, но, ощутив озноб, оглянулся: дверь в лоджию была открыта и сквозняк таинственно волновал занавеску.

«Господи, ушла! Обнажённая! Зачем?» Обжигая пятки о ледяную плитку, Андрей Львович выскочил в ночной холод, однако вместо обнажённой женщины обнаружил там зелёное существо величиной с первоклассника, похожее на гигантского богомола. Тварь сидела верхом на ограждении и, причмокивая, лакомилась рябиной.

– Женщину не видели? – спросил Кокотов, совершенно не удивившись странной встрече.

– Какую? – знакомым голосом уточнило разумное насекомое.

– Нагую.

– Нагую? Кто же в заморозки голышом бегает?

– Да, в самом деле… – пробормотал Андрей Львович, заметив иней, посеребривший перила. – А вам не холодно?

– Я в скафандре.

– А-а-а… – ничего не понял Кокотов и, чтобы завязать беседу, кивнул на рябину: – Вкусно?

– Не очень. Зато полезно. Авитаминоз – болезнь скитальцев.

Богомол повернул треугольную голову с большими переливающимися, как чёрный жемчуг, глазами и шевельнул длинными подрагивающими усами, похожими на гибкие автомобильные антенны. Кокотов заметил, что членораздельные звуки идут не из мощных челюстей, напоминающих каминные щипцы, а откуда-то из-под хитиновых надкрылий.

– Сами-то откуда будете? – поинтересовался он, чтобы поточнее определить источник звука.

– Оттуда! – Гость расправил суставчатую лапку, раскладывающуюся, как перочинный ножик, и махнул длинным коготком в сторону прудов.

Стало окончательно ясно: говорит пришелец, задевая шипастым бедром о край надкрылий, которые помимо прочего служат, наверное, ещё и резонаторами. Только после этого Андрей Львович взглянул в указанном направлении и увидел, что над прудами зависла огромная летающая тарелка. Она, словно на треногу, опиралась на ослепительные лучи, пробивавшие чёрную воду до самого дна. Даже из лоджии были отчётливо видны медленные тени крупных карпов и бесчисленная рыбья мелочь, роившаяся в освещённой глубине. Сама же тарелка не вызвала особого удивления – именно он сам и описал корабль инопланетян в «Космической плесени».

– Гагарина вы забрали? – светски полюбопытствовал Кокотов.