Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

— Слушай, давай без своих костюмерных подробностей. Рассказывай по существу.

— Так вот. — В глазах Сейди зажглись озорные искорки. Я видел, что она еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Когда наша прима переодевалась к спектаклю, она разбросала одежду по всей гримерной. Ну, как обычно... Она же у нас дама творческая, парит в своих высших сферах искусства. В общем, я собираю ее одежду. Безропотно и смиренно — как и пристало скромной костюмерше...

— Сейди, не отвлекайся.

— Короче, я поднимаю ее маскировочный плащ, и из кармана вываливается вот это. — Сейди достала из собственного кармана маленький полиэтиленовый пакетик с белым порошком.

Я придвинулся ближе, чтобы получше его рассмотреть.

— Ни хрена себе. Примадонна, выходит, вовсю коксует.

В баре по-прежнему было полно народу. Когда мы вошли, толкнув двери областью гениталий (когда тебя тащит с наркотиков, даже самые идиотские действия кажутся прикольными и смешными), меня как будто накрыло волной гулких звуков, и мне сразу вспомнились школьные походы в бассейн еще в мою бытность бойскаутом, когда у нас были соревнования, и зрители все как один вопили что есть мочи, и эхо их голосов, сливавшихся друг с другом, носилось в пространстве, отражаясь от кафельных стен.

Блин! Хороший у примадонны кокс!

Сейди, естественно, решила его прикарманить. Потому что (а) всем известно, что, когда дело касается наркоты, в действие вступает принцип «было ничье — стало мое», и (b) вряд ли примадонна закатит скандал и примется выяснять, кто украл у нее кокаин, верно?

Мы остановились на полпути к стойке, и нам тут же стало подгонно и стремно. Нам казалось, что все на нас смотрят, и так оно объективно и было: мы картинно вломились в бар (распахнув двери интимным местом, напоминаю на всякий случай), крича и смеясь, потом вдруг застыли, как два столба, посреди бара, переглянулись в более чем очевидной манере клинических параноиков, разом умолкли — и так и стояли, характерно шмыгая носом и нервно растирая пальцами область вокруг ноздрей. С тем же успехом мы могли бы войти с плакатом: «Мы только что были в сортире и занюхали кокса!»

Бобби по-прежнему беседовал со страстным любителем абажуров и, разумеется, обернулся к нам вместе со всеми, кто был в баре. Он выразительно приподнял бровь и тут же отвел взгляд, как-то уж слишком поспешно — так что даже на пике забойного прихода я все-таки сообразил, что вот прямо сейчас Бобби будет не рад, если мы с Сейди к нему подойдем с целью активно общаться. Ноги уже ощутимо покалывало. В горле стоял льдистый привкус кокаина, и это было волшебно.

— Давай быстро к стойке. Сядем там, как приличные люди, поболтаем с той девочкой, которую ты собирался трахнуть, — сказала Сейди. Вообще-то она могла бы высказаться и потише, но мне понравилось, что она взяла на себя контроль над ситуацией. Тем более что нам надо было уже что-то делать. У меня было стойкое ощущение, что мы стоим посреди бара уже целую вечность. Бобби потом говорил, что мы зависали совсем недолго и что он слышал лишь пару слов из реплики Сейди, но его вряд ли можно считать наблюдательным очевидцем с претензией на объективность: в тот момент его волновало совсем другое, а именно — как бы вернее залезть в трусы лысого Майка.

Как бы там ни было, нам повезло, и у бара нашлось два свободных табурета. Мы взгромоздились на них и принялись гнать. Да, мы именно гнали. По-другому не скажешь. Я начал первым.

Господи, Сейди, а ничего так продукт. Неслабый. У меня в горле такой привкус... как будто там сладкий лед, и все такое замерзшее. У тебя тоже? Да? Обожаю это ощущение. А ты? Ну, когда тебе кажется, что будет не очень, и ты слегка подгоняешься, переживаешь... а потом, когда грянет, ты вдруг врубаешься... и все не так плохо... даже очень неплохо, и вот тогда ты понимаешь, что это ВООБЩЕ ОФИГИТЕЛЬНОЕ ОЩУЩЕНИЕ! Только пока непонятно, оно офигительное потому, что ты ждешь чего-то такого... странного... или оно офигительно само по себе. Как раньше. Как всегда. Понимаешь, о чем я? Когда тебя вдруг прошибает, но ты еще сомневаешься... и ждешь чего-то не очень приятного, и боишься, что все онемеет или случится какой-нибудь спазм, и ты начнешь задыхаться... и настраиваешься на худшее... но все замечательно, все не так плохо, как ты опасался. И тебе так хорошо, так хорошо... Сейди, с тобой не бывает такого? Ха-ха. Я тут вспомнил один прикол. Чарли как-то спросил, причем на полном серьезе: «Когда ты кому-то отсасываешь в первый раз, ты не делаешь вид, что давишься? Ну, типа из вежливости».

У нас с Чарли была грандиозная ночь. Просто волшебная ночь. Но меня переклинило в какой-то момент, и я сказал... Сейди, ты не поверишь. Вообще-то это не очень прилично, так что я даже не знаю, стоит ли пересказывать это здесь... Я не слишком громко говорю? Блин! Мне так классно. У этой девчонки такой животик. Я на него возбуждаюсь. Знаешь, когда ты сюда ворвалась и потащила меня вниз... слушай, мне до сих пор как-то не верится, что мы занюхали кокс из запасов вашей примадонны... да, да... я буду тише, прошу прощения. Я действительно говорю слишком громко. Так вот когда ты сюда ворвалась, а я пытался снять Сашу и уже почти снял... она так на меня смотрела, что все было ясно без слов... и все было так упоительно и чудесно. Бывают такие моменты, когда ты чувствуешь, что живешь. То есть по-настоящему. Что-то переключается в голове, и ты смотришь на человека и видишь его первозданную сущность, и понимаешь, что вы теперь связаны... навсегда... на каком-то глубинном уровне. И даже если мы больше не скажем друг другу ни слова... Эй, Саша, мне, пожалуйста, стакан минералки без газа, а Сейди... Сейди тоже стакан минералки без газа... э... если после того, как она принесет нам воды, мы больше не скажем друг другу ни слова, все равно что-то останется между нами... на уровне первобытных инстинктов... и когда-нибудь, спустя много лет, мы случайно столкнемся на улице и встретимся взглядом, и что-то внутри шевельнется, и мы узнаем друг друга. Мы сразу поймем. Сразу вспомним сегодняшний вечер, и у нас все потечет. Да, мы почти кончим на месте. От одного только взгляда. Господи, Сейди! Мне, по-моему, пора подлечиться. А то в последнее время я стал изъясняться как в романах какой-нибудь Джеки Коллинз. Нет, правда. Все началось вчера вечером, с Чарли. Спасибо, Саша. Ты видела? Видела, как она на меня посмотрела? Ей страшно хочется меня трахнуть. Слушай, Сейди. Хочу задать тебе один вопрос. Это про Финна. Я люблю Финна. То есть по-настоящему. Это не слезно-сопливое умиление «Ах, какой славный ребенок». Он такой интересный. Мы с ним так классно общаемся. И вот сегодня... Сейди, ты слушаешь? Сегодня он мне сказал одну вещь... и мне было так странно. И я задумался. После нашего с ним разговора. Очень серьезно задумался. О моих чувствах к Чарли и вообще... как я живу... и как буду жить дальше... и надо ли что-то менять... мне уже почти тридцать, и я знаю, что у женщин все по-другому... но мне, наверное, надо что-то решать, если мне вдруг захочется ребенка. Своего ребенка. А для этого нужно, чтобы у меня с кем-то были какие-то прочные отношения... дети ведь не появляются просто так... Сейди, ты видела, как она на меня посмотрела? Она вышла в ту дверь, но до этого так на меня посмотрела... И куда, интересно, она пошла? Думаешь, мне надо пойти за ней? Да. Пожалуй, пойду. Я скоро вернусь. Ты не будешь скучать? Хорошо, замечательно. Блин, как мне вставило.