Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Быстро истек белоснежный январь, нестерпимо долго тянулся унылый, холодный февраль. Как свет в окошке, проглянул веселый март, а за ним в нашу жизнь ворвался светлый апрель. Но до апреля, который стал очень ярким и многообещающим месяцем для моей семьи, мне пришлось много поволноваться.

По словам Милы, ее сука должна была начать пустовать еще в феврале. Я отсчитывала дни, они перетекали в месяцы ожидания, но в столице с сукой Милы все оставалось без изменений.

Со мной стало твориться неладное. Воспрянувшие сомнения ворвались в мозг. Распоясавшийся рассудок леденил душу и выдавал неопровержимые, кристально точные формулы неверия. Мое горячее и большое сердце холодело и сжималось в подавленной груди. Оно уменьшалось до размеров сердца Дюймовочки, одиноко замерзающей посреди необъятной зимней степи. Я не справлялась с собой, охваченная нахлынувшей печалью. Мне требовалась поддержка.

Ближе к средине апреля сон подарил мне свидание с Анфисой. Мы давно не виделись с нею во снах.

Анфиса лежала в зале на новом, приобретенном после ее ухода диване (старое кресло-кровать, окропленное ее мученической кровью, мы удалили из квартиры) и была чем-то удручена. Мое появление в комнате она восприняла с лучезарной и интригующей улыбкой, но тут же, словно спохватившись, изменила выражение своей мордочки на крайне печальное и обратилась ко мне с вопросом: «Почему ты меня не лечишь?»

Воодушевленная и окрыленная словами Анфисы, из которых следовало, что ее можно вылечить, я ринулась к домашней аптечке и нашла необходимые лекарства. Схватила их и подбежала к своей ненаглядной и неповторимой Анфисе. «Сейчас буду лечить, дорогая. Сейчас вылечу, моя любимая», — прерывисто дыша от счастья, сказала я. В ответ Анфиса улыбнулась во всю длину своего восхитительного, точеного щипца.

Мой сон, наш сон, моя, наша встреча… Они прервались несносным пробуждением. Еще какое-то время я витала в розовых облаках своих сонных воспоминаний — таких близких к Анфисе. С неизбежностью открыла глаза, обвела ищущим взглядом опустевшую в реальности квартиру, неохотно встала с постели и пошаркала тапочками на кухню — к заветному чайнику.

Горячий коричневый напиток возвращал меня к действительности, а маленький телевизор открывал окно в наступивший день. Я смотрела на экран, но звуки и силуэты телевизионной трансляции периодами заслонялись в моей памяти сном об Анфисе. Думая о девочке, я ощутила, как щедрое солнце разгулявшейся весны заполонило мой дом и озарило сердце. Оно забилось впопыхах, будто спешило сообщить мне, что скоро случится долгожданное.

Внезапно сознание схватило слова диктора за кадром. Слова архиважные и знаковые.

Программа вещала о раннем христианстве. Голос диктора повторил — наверное, специально для меня — те самые вещие слова: «В соответствии с канонами раннего христианства, души умерших всегда возвращаются к тем, кто их любит и ждет». Я не ослышалась. Именно так и было сказано.

Льющаяся из динамика небесная, животворящая музыка — спокойная, глубокая, переливающаяся счастьем — как бы подтверждала: «Ты не ослышалась!»

Вот оно — доказательство! Все не напрасно. Я люблю. Я жду…

Раздается телефонный звонок. По характеру звонка определяю, что это междугородняя линия связи. На проводе восторженная Мила, и у нее радостная весть. Ее сука запустовала!

Через одиннадцать дней Мила повяжет свою борзую суку. Ради меня, по поверью, она накинет на голову платочек, чтобы в помете обязательно оказалась хотя бы одна борзая девочка, уготовленная для меня. Мила окружит вязку строгой тайной, дабы не сглазить волшебство зачатия Анфисы. И по воле нашего с Милой страстного желания, по воле Провидения свершится невозможное, непознанное и необъяснимое. В благословенной утробе борзой суки Милы появится зародыш моей великой любви, и оживет мечта по имени Анфиса.

Наконец, спустя тринадцать дней, Мила сообщает о состоявшейся вязке. Я знаю, что она счастливо улыбается.

Я отчетливо вижу чарующую улыбку Милы. Я знаю ее по фотографии Милы на сайте. Моя милая и нежная фея улыбается обворожительно. Дорогая фея! Она так старается! Мне кажется, Мила начинает верить. Нет, она, безусловно, верит мне!

Неужели остается всего два месяца с небольшим хвостиком? Да, бесспорно. У нас все получится. Конец июня явит чудо. Сейчас все еще апрель. Он на исходе. Ах, этот июнь, первый летний месяц — мой месяц, потому что давным-давно в нем родилась я, и тоже — в конце. Где ты? Приходи поскорей!

На третью ночь после звонка мне снится сон. Я нахожусь в чужом городе. Вечерняя мгла окутывает улицы, по которым пролегает мой путь. Прямо передо мной возникает многоэтажный жилой дом. Я оказываюсь в прихожей незнакомой квартиры. Большая прихожая отделена от просторного холла прозрачной стеной из стекла. В ярком электрическом освещении я вижу в холле квартиры людей и молодую резвящуюся борзую. Она — непоседа и егоза — без устали мотается взад-вперед вдоль стеклянной перегородки с плюшевой игрушкой в зубах. Это — сука. Окрас ее псовины не виден, его заслоняют мерцающие разноцветные штрихи, какие применяют на телеэкране, когда хотят что-либо скрыть от зрителя. Но штрихи не мешают по очертаниям и повадкам собаки моментально узнать мою единственную Анфису.

Я срываюсь с места и подбегаю к прозрачной стеклянной стене. Она раздвигается. Анфиса замечает меня и моментально узнает. Она делает прыжок вверх и навстречу. Я подхватываю в воздухе ее родное тело. Анфиса обвивает мою шею передними лапами, а задние забрасывает мне на руки, которые с легкостью удерживают на весу «борзую кобылку». Мой истосковавшийся нос зарывается в мягчайший шелк псовины любимого существа и упивается неповторимым, узнаваемым, родным, любимым запахом. Ее запахом. Запахом поля и трав, солнца и ветра, степной пыли и полевых цветов — тонким, нежным, неиссякаемым. Я чувствую на шее прикосновения горячего, влажного языка Анфисы. Наши сверкающие любовью взгляды сталкиваются. Анфиса кричит громко и радостно: «Наконец-то я на земле! Наконец-то мы вместе!»

Я просыпаюсь с ощущением ее тела, запаха и несказанной радости. Только что — и уже не на небесах, а на земле, впервые после долгой разлуки — встречались и ласкались наши души. Анфиса зачата! Она еще малышка, которую не удастся рассмотреть даже в микроскоп, но она здесь — в восемнадцати часах езды от меня поездом. Правда, ехать рано, слишком рано.

Я тороплюсь сообщить о сновидении Миле. Мой рассказ наполнен эмоциями пережитого. Я обращаю внимание Милы на сокрытие Анфисой своего окраса и делаю вывод, что он будет непредсказуемым. Мила поражена — в особенности, совпадением даты сна и жизненных реалий: если вязка была удачной, то именно за день до сна должно было произойти зачатие щенков. Она говорит, что ей не терпится увидеть мою Анфису, что теперь она тоже ждет ее. Вот и Мила ждет Анфису. Анфису, которая придет. Придет после того, как ушла…