Эллисон Пирсон - Что же тут сложного? [litres]

Вот лишь одна из множества злых, растерянных, беспомощных мыслей, что я успела передумать за те несколько часов, которые провела на оранжевой пластмассовой скамье в нашей городской больнице, в амбулатории для пациентов, которые наносят себе увечья. Прежде я как-то не замечала это зеленое одноэтажное здание, спрятавшееся за акушерским корпусом. Меня неприятно удивило, что в таком жутковатом месте встретилось немало знакомых. Когда мы с Эмили пришли сюда в первый раз и нас провели в приемную, мы увидели там еще трех девушек из ее параллели, тоже в сопровождении родителей, пришибленных случившимся. Девушки мельком улыбнулись друг другу и тут же отвернулись; непонятно было, какие правила этикета предусматривает этот странный новый клуб, в который они вдруг попали. Ричард должен был пойти с нами, но ему в тот день пришлось вести Джоэли на УЗИ. Я боялась, что Эмили расценит это как очередное предательство, но она лишь вздохнула и сказала: “Да уж, папа тот еще придурок”.

Меня немало удивило вот что: после того как мы с Ричардом сообщили детям о предстоящем разводе, выяснилось, что оба невысокого мнения об отце, хотя при этом любят его всем сердцем. Узнав, что папа завел подружку и она беременна, Бен сказал: “Фу, гадость”, – и только. Эмили вела себя более эмоционально, но я с самого начала решила извлечь из нашей семейной катастрофы хоть какую-то пользу. И пусть я даже переплюнула Джули Эндрюс с ее “каплями на розах и усиками кошек” [96] Кейт цитирует строчку из песни “Все, что я люблю” ( My favourite things ) из фильма “Звуки музыки”, в которой исполнительница, актриса Джули Эндрюс, перечисляет все, что ей нравится. – что ж, необходимость бодриться ради детей помогла мне самой не упасть духом. После того как Ричард съехал, Бен за одну ночь вымахал на три дюйма и объявил, что заведет мне аккаунт в тиндере, “чтобы найти тебе парня, мам. Так что мы с Эмили отсеем всяких придурков, ладно?”

О Джеке я им не сказала. Да и что было говорить? С тех пор как я дала ему от ворот поворот, он написал мне один-единственный раз – обычное, ни к чему не обязывающее сообщение о том, как прекрасен Прованс в эту пору. После того, как я с ним обошлась, я чувствовала себя не вправе ползти к нему на коленях и умолять о втором шансе. Да и о детях нужно подумать, не хватало еще, чтобы в их жизни появился очередной чужой человек, достаточно, что папаша спутался с Пеппи Длинныйчулок.

С работой я в это время справлялась кое-как, и то с трудом. Не хотела упускать Эмили из виду. Меня мучило, что она резала себя, а я даже не замечала. И ведь мистер Бейкер, когда в тот раз позвонил мне на работу, сказал, что многие одноклассники Эмили наносят себе раны, но я почему-то была слепа и в высшей степени уверена, что уж моя-то дочь никогда такого не сделает. Только не Эмили. Как я могла быть такой тупой? И какой мрак окутал нежную душу моего ребенка, что она решилась резать собственную плоть, умышленно и неоднократно? Порезы на бедрах Эмили похожи на воспаленные поперечные штрихи, словно она поцарапалась о дюжину кустов ежевики, причем много раз. Каждый раз, как я вижу их, у меня сводит живот.

Когда Эмили было несколько недель от роду, я стригла ей ноготки ножницами с закругленными концами и случайно прихватила кожу. Когда я увидела порезы на ее ногах, в ушах у меня зазвенел тот первый ее крик изумления из-за моего вероломства, только в тысячу раз громче. Наши материнские ошибки копятся – интересно, есть ли у них счетчик? – и когда дети, став постарше, страдают, нам в два раза больнее. Наверное, потому, что мы уже мало чем можем помочь.

Больничный психолог сказал, что Эмили больше не режет себя: подлый поступок Лиззи с новогодней вечеринкой настолько ее потряс, что она бросила эту мерзкую компанию, за которую так отчаянно цеплялась. И то, что Эмили уже не стесняется ходить по дому с голыми ногами, – по-настоящему добрый знак, по словам психолога. Волноваться нужно, когда они прикрывают порезы одеждой.

Разумеется, я винила во всем себя. Быть может, я недостаточно укрепляла ее самооценку? Что, если из-за наших дурацких ссор по поводу одежды, соковых диет и бардака в комнате она решила, что мне нельзя доверять? Не слишком ли я тревожилась о том, чтобы Эмили сдала выпускные экзамены не хуже сверстников, не передалась ли ей моя тревога? А может, я надеялась, что она станет чокнутым трудоголиком-перфекционистом, каким почти всю жизнь была я сама? Виновата, каюсь.

Когда Эмили вернулась от Джесс, в тот самый вечер, когда Ричард сообщил мне о Джоэли и к нам приехал Седрик, ученик из Германии по обмену, дочь по моему лицу догадалась, что я все знаю. Мы взялись за руки, пошли наверх, сели на мою кровать и заплакали. “Прости. Прости. Прости”, – одновременно твердили мы друг другу.

– Прости, родная, что я ни о чем не догадалась.

– Ну что ты, мам, это ты прости, что я ничего тебе не сказала.

Ей было мучительно больно показывать мне порезы, а мне – мучительно больно на них смотреть, но Эмили все же пришлось тяжелее. Мне следовало догадаться, что эта зараза началась с Лиззи Ноулз. Какой-то глупый мальчишка-музыкант ушел из группы, и Лиззи предложила своей компании присоединиться к культу #РежьЗа, чтобы показать, как они преданы своему кумиру и как опечалены его уходом. Эмили рассказала, что вся эта история развивалась в твиттере: там публиковали целые схемы, как нужно резать себя, и девушки всего мира делились фотографиями своих порезов. Ужас. Психолог пояснил, что Эмили оказалась особенно уязвима, поскольку стыдилась из-за того, что ее белфи облетело весь интернет, и она боялась, что друзья ее бросят. У человека моего поколения весь этот бред не укладывается в голове, а уж то, что нынче это обычное дело, – и подавно. Вы только посмотрите на собравшихся в приемной юных женщин, которые пытались справиться с болью душевной, причиняя боль ни в чем не повинному телу.

– Кейт, привет.

Я поднимаю глаза. Синтия Ноулз. ( Спасибо, Рой, я и так ее узнала. Кто еще это может быть, в розовом костюмчике от “Шанель ”.)

– Забавное место для встречи, – говорит Синтия. – В какое все-таки странное время мы живем. – Нервный смешок. – Лиззи вот учудила. Да и Эмили, похоже… Так не вовремя.

– Что?

– Экзамены через несколько недель. Надеюсь, до тех пор это все закончится. Ведь оценки за эти экзамены повлияют на отметки в аттестате. Я пыталась выбить для Лиззи отсрочку от экзаменов, но самоповреждение пока что не относится к случаям потери трудоспособности, я узнавала. А мы не хотим, чтобы эта история помешала им, – унизанной кольцами рукой Синтия обводит комнату, полную глубоко несчастных девочек, – достичь того, чего мы хотим.

Знаете, бывают такие минуты, когда весь накопившийся в душе гнев вдруг находит идеальный объект. И этот объект – Синтия.