Светлана Замлелова - Исход

Мы хотели покинуть Хабарово ночью. Но на телеграфной станции нам закатили невероятный пир. Команда, почти в полном составе, на судно явилась пьяной. Разумеется, кроме меня. В Хабарове мы пополнили запас продовольствия, нагрузившись оленятиной и пресной водой. Рано утром с восходом солнца мы наконец-то выдвинулись на восток и вскоре увидели тех самых моржей, которых штурман назвал “амдермой”.

Собственно, моржи, как тюлени и медведи, интересуют экспедицию с точки зрения трофеев. Наша задача – достичь полюса, исследовав попутно арктические воды и берега. Охота должна оправдать часть затрат на экспедицию – шкуры этих животных, оказывается, очень ценятся. Штурман всю дорогу не уставал повторять, что мы слишком затянули с выходом в Карское море, что льды здесь скоро станут непроходимыми. Не в первый раз он оказывается прав. Льды, точно поджидая, ринулись нам навстречу, как только мы прошли Югорский Шар. До сих пор нам удавалось льды обходить, но штурман, простаивающий подолгу с биноклем на палубе, мрачен и уверяет, что это ненадолго, что Новой Земли мы не достигнем и застрянем крепко. Уж не знаю, что особенного он там видит, но говорит уверенно и мрачнеет день ото дня.

Пока всё спокойно. Я занимаюсь, главным образом, провизией и аптечкой, под которую мне отвели отдельную каюту – свободных помещений на шхуне предостаточно. Питаемся мы отменно, потому что Зуров, несмотря ни на что, знает своё дело, да и запасы у нас богатые. А мне это известно наверняка, потому что как раз сейчас я занимаюсь тем, что составляю список имеющейся продукции. У нас в избытке всего, даже сушёных ягод, не говоря уже о шоколаде, сухарях, концентрированном молоке, сухих супах Скорикова. Все в один голос говорят, что нам можно не бояться ни льдов, ни зимовки. У шхуны тройная дубовая обшивка, а подводная часть обшита листовой медью. Конечно, я понятия не имею, что всё это значит, но звучит внушительно. К тому же все вокруг уверяют, что это существенно. Но главное, как рассказывал капитан, корабль отлично приспособлен к давлению льда, который скорее вытолкнет судно на поверхность, чем раздавит его корпус. Так что никто не переживает ни из-за льда, ни из-за зимовки. Днём у всех полно дел. Вечерами за чаем у всех благодушное настроение, все шутят, играют в домино. Карты у нас под запретом.

А рядом потрескивают дрова в камине, пыхтит самовар, а керосиновые лампы ярко освещают наш салон. До чего хорошо! В салоне мы собираемся вшестером – два гарпунёра, капитан, штурман, боцман и я. Ко мне все привыкли, и никто, даже штурман, не выказывает недовольства моим присутствием. Граммофон наш играет неустанно, пластинок немного, но пока надоесть они не успели. Чаще всего слушаем “Ночные цветы” и “Крики чайки белоснежной”. Много говорим о планах, особенно о предстоящей зимовке. Капитан рассчитывает зимовать не посреди Карского моря, вмёрзнув в льдину, а где-то у побережья Новой Земли. Чтобы в любой момент можно было пополнить запасы охотой или у самоедов, а если получится – и передавать с ними почту. Они всюду бывают на своих оленьих упряжках – и в Хабарове, и на Новой Земле, и на Диксоне. У самоедов, говорят, можно раздобыть даже и топливо – они промышляют сбором плавника. Из всей команды, кажется, один штурман недоверчиво относится к этому плану. Но и он выражает своё недоверие только днём на палубе, за чаем он весел и остроумен. Я же исполняю здесь роль хозяйки. Штурман всё время подшучивает надо мной. Я к этому уже привыкла. Но всё равно каждый раз смущаюсь. Когда ему нужно чаю или добавки, он смотрит на меня насмешливо и говорит что-то вроде:

– Раз уж вы, Ольга Александровна, увязались за нами, то, по крайности, подлейте мне чаю…

Тут все с улыбками поворачиваются ко мне, а я, чувствуя, что краснею, бросаюсь к самовару. Но заметив, как я краснею, все начинают смеяться и просить друг у друга принести воды, чтобы “залить этот пожар”. Повторяется это из раза в раз, а всё никак не могу привыкнуть!

После чая расходимся. Моя каюта, оставшаяся в наследство от Филофеи, стала мне родным домом – за последнее время это самая удобная и уютная моя комната. В каюте у меня тепло – на шхуне везде тепло, тут отличная система отопления. У меня есть ковёр и даже кожаное кресло, стол у меня из красного дерева, впрочем, как и вся мебель на “Княгине Ольге”. Мне здешняя обстановка кажется просто роскошной. И вот в таких-то условиях я побывала в Скандинавии, а теперь плыву в загадочном Карском море. В таких условиях я буду зимовать среди белых полей, чтобы летом отправиться к полюсу. Не правда ли, похоже на сказку?

Предстоящей зимовки я нисколько не боюсь, пусть даже ещё неизвестно точно, где именно мы будем зимовать. Капитан мечтает о Маточкином Шаре, но штурман только ухмыляется в ответ. Как-то намедни, когда я вышла на палубу, капитан говорил о Новой Земле и о том, чем стоит заняться на зимовке. Тогда штурман не утерпел и сказал:

– И не мечтайте, капитан. До Маточкина Шара мы не дойдём. Скорее всего, зимовать придётся у берегов Ямала. И дай Бог, чтобы нас не утянуло на север. Я уже говорил и скажу ещё раз: надо рассчитывать на две зимовки. Это не обязательно, но очень вероятно.

– Почему вы так настаиваете на этом? – спросил капитан.

– Потому что я хорошо знаю Север. Да и не мне вам рассказывать, капитан! Вспомните “Ермака”! Три раза он пытался пройти Карское море и все три раза возвращался назад. Пока, наконец, в четвёртый раз не был раздавлен у берегов Ямала. Конечно, “Княгиня Ольга” не “Ермак”, и вряд ли нас раздавит… Но уйти далеко мы не сможем. Попомните моё слово: к октябрю мы будем сидеть во льдах, как муха в янтаре.

Капитан промолчал и только поджал губы – верный признак недовольства. Он страшно не любит, когда говорят о недостаточной подготовке экспедиции и о том, что он не понимает, во что ввязался. Этого он наслушался на берегу, в Петербурге. Я вижу, что недоверчивость и всезнайство штурмана раздражают капитана. И это очень плохо, потому что уйти со шхуны невозможно, и мы обречены терпеть друг друга ещё довольно долгое время. Но если капитан со штурманом разругаются – это будет ужасно.

Кроме взаимного раздражения капитана и штурмана, есть ещё, например, погода – самая ненастная, с туманом и дождём. А ещё существует тот самый лёд, которого все так боятся и который уже показался. Сначала льдины были довольно редкими, а море напоминало суп с клёцками. Но очень скоро лёд стал сгущаться. Штурман подолгу любуется на него из “вороньего гнезда”, а то и прямо с палубы в бинокль. И вид его в такие минуты не внушает ничего доброго. Сегодня, увидев меня на палубе, он сказал:

– Готовьтесь к зимовке, барышня.

И хоть я всегда знала, что нам предстоит зимовать у Маточкина Шара или где-то у берегов Новой Земли, мне почему-то стало не по себе. Штурман как будто вложил в свои слова особенный смысл.