Елена Колина - Профессорская дочка

В этом сезоне удачи просто сыплются – тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

И роман. Роман. Они все считают, что я могу только «мыло», а я – вот.

Можно ли спросить, как его дела? А если он не говорит, потому что все плохо? Я как-то переводила статью, в которой говорилось, что все мужчины склонны к тревоге, любят жаловаться, хотят, чтобы их утешали. А вот Вадим – нет, он сильный человек. Но я все время думаю: взяли ли его в новый сериал? Спрошу.

– Вадим, а как у Вас дела?

Вадим

Эта новая система – продюсерская подача… Не зря я сидел в жюри, было интересно… Молодые ребята, хотят снимать кино… А если бы я был на их месте? Рассказать свою идею представителям крупных компаний за пятнадцать минут, убедить, чтобы дали два миллиона на съемки, – это трудно, люди же на слух воспринимают плохо. Это мало кому удается выдержать, это похлеще любого экзамена. Я бы на месте этих ребяток не смог. Тем более огромный риск. Им же никакой гарантии не дают, говорят «мы подумаем». Их синопсис болтается у продюсера бесплатно – через полгода могут отказать, а идею украсть. Но что делать – у ребят нет другого шанса снять свое кино… На их месте я бы не смог…

Но я же на своем месте… А на моем месте у меня есть своя идея. Был там один мальчишка с интересным проектом… Можно взять на время, сказать «посмотрим, подумаем»… мысли у него любопытные. Нет, ну не то чтобы совсем «украсть», а, скажем так, кое-что использовать.

– Я не спрашивала Вас раньше не потому, что я об этом не думала, наоборот, я все время об этом думаю, – сказала я. – Вас взяли на следующий проект? Писать линию для другого сериала?

– Как это «меня взяли»? – рассеянно спросил Вадим. – А-а… нуда… вопрос обсуждается… сейчас как раз решают, возьмут меня или нет, как раз сейчас решают.

Вадим

Как странно звучит – решают… Как это, про меня – решают?.. А я и забыл, что я поденщик, жалкий неудачник…

Вадим вдруг как-то поежился, пожал плечами, фыркнул.

– Маша, а Вы правда думаете, что я всегда писал детективные линии для «мыла»… что я всегда был неудачником? Что у меня всегда что-то не так? – обеспокоенно спросил он.

Как будто ему стыдно, если у него не так… Как будто я спрашиваю людей на пороге: «А вы кто, двоечник или отличник?»

– Правда, думаю. Что Вы приходите ко мне потому, что Вам больше некуда пойти, Вас никто не ждет, не любит, Вы никому не нужны. Что Вы самый несчастный человек на свете, неудачник, а что?

– Ничего подобного, – обиженно сказал Вадим, – и не нужно меня жалеть.

Я пошутила, а он обиделся…

Вадим

Признаться, что я наврал? Как-то глупо получится. Тоже мне принц, переодетый дровосеком…

Или все-таки сказать? Вот она удивится. Не скажу. Что я, дурак, что ли?..

Что-нибудь расскажу… Нет, а почему она думает, что я неудачник?

Оказывается, у Вадима был в жизни очень большой Успех – не сказал какой.

Потом, когда выпил кофе и выкурил сигарету, все-таки сказал:

– Я написал роман. Давно, десять лет назад.

– Как роман?! Вы писатель? А… как… как Ваша фамилия?

Невероятно! Вадим – писатель! Как будто все началось сначала – прекрасный незнакомец от мышей написал роман!

Роман был про юность, про университет. Роман был одновременно увлекательный, коммерческий и хороший, живой.

– Там и мистика была, и советский быт, и детективная линия… Тогда еще никто так не писал. Отец похвалил.

Это и был Успех – большие тиражи и сразу же экранизация.

– По тем временам серьезные деньги, – похвастался Вадим. – У меня было все.

– Что «все»? – спросила я. – Премии, встречи с читателями?

– Ну… у меня было среднестатистическое все: жена-красавица, квартира большая, «Ауди-сто». Мальчишки в окна заглядывали, что там внутри.

Про университет! Мистика! Советский быт! Детективная линия! Я не читала.

– А что было дальше? – спросила я.

Вадим

Сказал про роман – как будто вздохнул, а что выдохнуть?..

Что было дальше? А что было дальше? Дальше ничего не было – из того, что ей интересно. Дальше я стал лудить сериалы. Не рассказывать же ей, что дальше все было ровно – первый сериал, второй сериал, третий…

Она так смотрит, как будто хочет услышать не про бизнес, не про тупые сериалы, а драматическую историю про муки творчества, про Успех и Падение…

– А что было дальше? – нетерпеливо спросила я.

Вадим

А дальше Остапа понесло.

– Дальше? Мне предложили писать по роману в месяц.

– В месяц?!

Это совершенно невозможно, я сама за несколько месяцев написала всего лишь «Варенье», «Неопытное привидение», «Кот отпирает двери», «Ленивый Вареник», а ведь я очень стараюсь. Кстати, «Полиция в шкафу» уже готова, а про гонорары ничего не слышно.

– Ну, в три месяца, не важно, – поправился Вадим.

Ему предложили писать четыре романа в год.

– За большие деньги, Маша, за очень большие деньги, – значительно сказал Вадим.

История Вадима – настоящая драматическая история, история Успеха и Падения… После первого невероятного успеха Вадиму казалось, что дальше будут только удачи, а началось мучительство. Успех нужно было кормить, поддерживать. Думал, сейчас быстренько напишет для денег, а потом уже свое, настоящее.

Вадим истерически (он сам так сказал – истерически) пытался воссоздать успех, бросался от одного сюжета к другому, метался между полной уверенностью, что все отлично, и уверенностью, что все ужасно.

Дальше все было совсем печально… Я понимаю Вадима как никто, то есть как коллега. У меня совершенно так же было с «Вареньем», я тоже металась между тем, что Игорь Юрьевич скажет «ужасно» и что он скажет «гениально».

Четыре романа за год Вадим все-таки написал. Отец относился к этому скептически, считал все это неуспехом по сравнению с романом. Сказал: «У тебя талант, а то, что ты делаешь, противно в руки взять». Сказал, Вадим его позорит.

После этого все отношения с отцом прервались. Вадим не видел своего отца много лет.

– А в больнице, вот сейчас, в больнице, видели?

– Это не считается, – отмахнулся Вадим. – А писал я и правда жуткую коммерческую туфту, гадость.

Гадость? Все эти яркие книжечки на прилавках, они еще назывались как-то странно… «Жестокий», «Сумасшедший», «Придурочный»…

– Неужели это правда Вы… – задумчиво сказала я.

– Что – я?

– Ну, все эти яркие книжечки на прилавках, они еще назывались как-то странно… «Жестокий», «Сумасшедший», «Придурочный»… Это все написали Вы?

– Не все, но кое-что, – со скромной гордостью сказал Вадим.

Ох, ну… это не очень хорошие книги. Зато очень благородно признаться, что делал туфту, гадость. Я бы ни за что не сказала, что «Варенье» – туфта и гадость, по-моему, оно прекрасно. И «Неопытное привидение», и «Ленивый Вареник», и «Кот» тоже прекрасны.