Николае Морару - Короткое замыкание

Николае Морару (род. в 1912 г.) относится к тому поколению румынских писателей, которые прочно связали свою судьбу с революционной борьбой рабочего класса. Вступив в ряды Коммунистической партии в 1930 году, он становится подпольщиком. В годы антифашистской борьбы Н. Морару редактирует нелегальные издания РКП, работает в подпольных организациях. Охранка неоднократно арестовывает его, и в тюремных застенках Н. Морару проводит в общей сложности десять лет.

В годы строительства социализма Н. Морару снова на идеологическом фронте: один из организаторов общества румыно-советской дружбы, редактор ряда политических и литературных журналов, директор радиовещания, ответственный работник министерства искусств, профессор эстетики в бухарестских вузах. Литературное творчество Н. Морару весьма многогранно: романы, повести, статьи о румынской, русской, советской и всемирной литературе, путевые очерки о разных странах, пьесы о борьбе коммунистов-подпольщиков и о людях первых пятилеток социалистического строительства. Драматургическая деятельность Н. Морару отмечена Государственной премией республики.

Советскому читателю Н. Морару известен пьесой «За счастье народа» и повестями «На берегу», «Лицом к лицу». Он неоднократно выступал со статьями и интервью на страницах центральной советской печати, по советскому радио и телевидению.

Роман «Короткое замыкание» вышел в бухарестском издательстве «Альбатрос» в 1983 году. В романе рассказывается о 70-х годах, интересном периоде в развитии страны, о судьбах людей разных поколений и социальных слоев: о тех, для кого период демократизации стал серьезным испытанием, и о тех, кто боролся против коррупции и демагогии, за единство слова и дела, за чистоту идеалов социализма. Главное достоинство романа в том, что автор не обходит острых углов и помогает читателю найти ответы на вопросы, которые ставит время.

С. Петухов

Всю ночь небо было ясным. Мириады звезд мерцали в густой синеве, настраивая на размышления и покой. Но как только забрезжил рассвет, со стороны еще невидимого светила вдруг одна за другой поплыли тучи. Черные, тяжелые. Казалось, они наваливаются на дома, цепляются за крыши спящего города. Где-то в небесной выси чиркнули первые огненные зигзаги, глухо пророкотал далекий гром. Редкие в этот час прохожие еще не успели добежать до укрытий, как разразилась гроза. Дикая пляска скрестившихся молний высветила городские кварталы на отлогих холмах у подножия горы. И загрохотало — так, словно разверзлась сама преисподняя. Сколько это длилось, трудно было понять. Но вот хлынул дождь. Нет, не дождь — небо опрокинулось, и на город низвергся водопад. Сверкающие плети хлестали дома бог весть за какие грехи. Сквозь плотную завесу ливня едва угадывались контуры стен и мечущиеся фигурки людей. Впрочем, люди вскоре прибились к домам.

Штефан наблюдал за разбушевавшейся стихией с третьего этажа здания уездного комитета. Всю ночь они с товарищами из отдела пропаганды работали над справкой, которую сегодня к девяти утра ждал первый секретарь. Правда, после двух ночи все, вымотанные бесчисленными командировками по уезду, прикорнули — кто в креслах, кто положив голову на стол. И только он не поддался сну, хотелось еще немного посидеть над текстом, который казался рыхловатым, а кое-где и многословным. Когда началась гроза, Штефан подошел к окну и долго стоял, любуясь феерией вспышек. Но смотреть, как потоки дождя заливают улицы, не хотелось, и он вернулся к столу. Все уже проснулись и, ничего не понимающие, ошеломленные раскатами грома, смотрели на него.

— Что это? Неужто опять землетрясение? — И Таке Ботезату метнулся к двери.

Все дружно рассмеялись, а Штефан внес ясность:

— Первая весенняя гроза, братцы мои. Хватит дрыхнуть, давайте-ка пройдемся еще разок по нашему тексту. Вы пока разомнитесь, я кофейку соображу.

А вечером, набивая бумагами портфель, он проклинал не столько их обилие, сколько перспективу потерянного воскресенья. «Сумасшедшая работа! Танталовы муки! Все время некогда, зимы даже не заметил, и вот уже весна, а ведь годы, черт возьми, уходят…»

Вдруг резко, повелительно затрещал телефон.

— Товарищ Попэ, «сам» срочно вызывает. Пожалуйста, зайдите, и, если можно, поскорее!

День был короткий, инструктивное совещание окончилось на добрый час раньше запланированного, первый секретарь уже пожелал всем «хорошего отдыха перед новой трудовой неделей». И вот на тебе — «срочно», будто рабочий день только начинается.

— Что-нибудь случилось?

Передавая распоряжения начальства, Елена Пыркэлаб обычно не позволяла себе личных интонаций, однако на этот раз в ее голосе звучала нескрываемая досада.

— Не знаю, товарищ Попэ. Звонили из милиции, прислали какой-то конверт, и теперь он сам не свой, просто не узнать. Сколько с ним работаю, никогда не повышал на меня голос, а сегодня… Явно что-то произошло. И очень серьезное.

Попасть в кабинет первого секретаря — большую, просторную комнату, уставленную книжными полками, — можно было только через приемную, где восседала товарищ Пыркэлаб. Здесь же, под рукой, находились кабинеты трех секретарей «по проблемам». Орготдельцы и кадровики располагались на втором этаже, пропагандисты и хозяйственники — на третьем, многие вынуждены были довольствоваться пристройками во дворе. В выгодном положении оказались лишь сотрудники экономического отдела — всего несколько метров отделяли их от приемной первого секретаря. По обеим сторонам высокой резной двери приемной были поставлены несколько роскошных кресел, в которых никто никогда не сидел, так как каждому посетителю в проходной вручали бумажку с указанием этажа и комнаты, куда надлежало обратиться, а дежурный офицер тут же объяснял, как пройти, пронизывая бдительным оком.

Войдя в приемную, Штефан вопрошающе глянул на Пыркэлаб, которая беспомощно пожала плечами, и, даже не постучавшись, толкнул дверь кабинета.

Первый секретарь сидел за рабочим столом такой растерянный, каким Штефан не видел его ни разу за все шесть лет совместной работы. Ему было за пятьдесят, однако выглядел он много моложе и славился стальными нервами. Контроля над собой он не терял ни при каких обстоятельствах, умел слушать не прерывая и лишь иногда кивал, подбадривая собеседника.