Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Я сегодня продолжу свои доклады по правильности оформления документации, — вновь всех обрадовал Дегенрат. — А вы, фрау Пусбас, зайдёте потом ко мне! Я проверил ваши выписные эпикризы!». Глянув печально на меня, Пусбас после конференции поплелась к Дегенрату. «Зайдите ко мне, — сказал я ей, встретив в вестибюле после её общения с Дегенратом. — Плюньте на него и не переживайте!» — посоветовал я ей. «Так выгонят же», — слезливо произнесла Пусбас. «Не выгонят, не переживайте! Пусть сам пишет, переписывает эпикризы, если хочет! Скажите ему: — Лучше писать не могу! — Пусть покажет, как надо! А насчёт того, кто раньше уйдёт из клиники, обещаю вам, что он!». «Спасибо за поддержку, — промямлила Пусбас, — я вас давно хочу с женой пригласить в ресторан». «Вот, когда Дегенрат уйдёт, тогда и отметим», — предложил я.

«Здрасте, можно к вам? — появилась на пороге Мина. — А, чего это у вас была Пусбас? О чём вы говорили?». «Как у вас дела?» — ответил я вопросом на вопрос. «Ой, не знаю — всё надоело! Как-то всё равно, и ужасно не хочется работать! Будь что будет! Вот Дегенрат толковый и деловой — такие доклады хорошие делает!». — «А зачем они вам? Вы ведь не пишите!». — «Всё равно интересно. Как вам понравилась моя Люляшка, сегодня заявилась на конференцию? Она, сволочь, новый договор гонорарный не подписывает, сказала мне Кокиш! Представляете, как с ней бедная Силка намучилась! Бедная баба!». — «А вы бы подписали такой договор?!». — «Конечно, нет! Мне ведь деньги нужны! Кокиш сказала, что Люляшке деньги не нужны!». «Значит, подпишет», — предположил я. — «Ой, пусть подписывает! Мне всё равно, лишь бы мне характеристику подписала! А у меня к вам просьба: принесите пару самых лучших ваших характеристик! Я хочу себе такую же характеристику подготовить, перепишу!». — «Я себе сам не писал! Думаете, Люлинг подпишет, если сами напишите?». «А мне Кокиш так сказала: написать и дать ей! Пусть попробует не подписать, так получит — мало не покажется! Сгною со света, будет знать наших! Вот, Кокиш молодец, такая честная и справедливая баба!». «Хорошо, принесу, — согласился я, — только не переписывайте всё автоматически, ведь я Oberarzt(ом) работал». «Да вы что! Почему, почему это вас Oberarzt(ом) поставили?!». — «В России работал». — «Ну, в России я тоже была — там все были». — «Вы были в России?». — «Какая разница, я ошанка! Я этим горжусь! Ну спасибо за поддержку, потом забегу, после обеда».

Но с «Ошанкой» встретился в обед и не у меня, а в столовой. Решил отобедать из-за предстоящего сегодня дежурства. «Ой, я к вам! — появилась, откуда не возьмись, Мина с подносом. — Что-то аппетита нет, — объявила Барсук, уплетая итальянские макароны от повара Антонеску. — Ой, пойду ещё супа возьму», — решила Мина после макарон. Напротив сидел Хагелюкен, уплетающий суп. «Как у тебя дела?» — спросила Мина у «циви», проходящего альтернативную службу в клинике. «Мог бы в Петербург поехать и там пройти службу, как сын бывшего главного врача Зауэра», — сказал я «циви». «Разве можно?» — удивился он. — «Конечно, сейчас можно, ведь сын Зауэра там проходит, и тебе было бы интереснее, чем здесь. И язык бы выучил». «Да, я бы с удовольствием!» — загорелся «циви». «Ой, зачем это тебе?! Ты себе не представляешь, что в России творится! Там ничего нет в больницах: ни оборудования, ни лекарств, только грязь и нищета! Медицина на самом низком уровне! У врачей никаких знаний, не то, что здесь врачи — все грамотные! Вот как, например, доктор Дегенрат, какой грамотный!» — затараторила Мина. «Вы о какой России говорите? — не удержался я. — Об ошанской? Вы были хоть раз в Питере?». — «А как же, два раза в отпуске!». «Она рассказывает, — объяснил я “циви”, — о Центральной Азии, Киргизии. Это на границе с Афганистаном, “всего” пять тысяч км от Петербурга, и к России никакого отношения не имеет». — «А-а-а-а», — понял «циви»? «Пойду ещё кофе возьму, вам принести?» — спросила примирительно Мина. «Да, спасибо, — согласился я, — только со сливками и сахаром». «Это so wieso (само собой)! Я себе всегда тоже так беру», — поняла меня ошанка.

«Доктор, подвезти вас?» — предложил, догнав нас с женой на своей старенькой ободранной маленькой машинке, хаузмайстер Ковачич. Мы шли к автобусной остановке. — «Да, спасибо». — «Что сегодня без машины?». — «Отдали на проверку». — «Я учил когда-то русский, но забыл: яблока, вышна и ещё песна: расветал яблока и вышна — Катушка называется!». «Да, молодец», — похвалил я Ковачича. — «Я вот, самый старший работник в клинике! Самый старый!». «Вы не самый старый, есть ещё Шнауцер!» — успокоил я Ковачича. — «Я уже доктор 9 лет работаю, трёх главных врачей пережил и двух владельцев!». «Ну и дурак! — подумал я. — Чего каркаешь, надоело работать, что ли?». «Что-то Ковачич стал часто болеть! — сказала Кокиш на следующий день на конференции “высшего руководящего состава клиники”. — Его, конечно, жалко, но в его 62 года, ему завтра как раз исполняется, конечно, тяжело работать и тяжести носить!». «А сколько Шнауцеру?» — съехидничала Клизман. — Разве меньше?!». «Но он не должен тяжести носить!» — разозлилась на эту бестактность Кокиш.

«Дорогие друзья! — собрал всех на следующий день в конференц-зале Шнауцер. — Мы собрались здесь поздравить с днём рождения нашего самого старого ветерана Ковачича! И одновременно проводить его, нашего уважаемого, незаменимого, лучшего хаузмайстера Германии! Очень жаль расставаться, но он у нас и так немало поработал! А, Ковачич, сколько вам удалось продержаться у нас? А-а-а-а — 9 лет! Кто из вас, друзья мои, отработает у меня 9 лет! Я сам не отработаю столько! Молодец, Ковачич, поздравляю, дорогой, с днём рождения тебя! А вот от имени администрации тебе Ковачич путёвка на неделю в Румынию, на твою Родину — отдохни!». «Спасибо! — сказал Ковачич, обрадовавшись, как пионер путёвке в Артек. — Никогда не отдыхал, только работал без отпуска и выходных! Только я не румын, но всё равно спасибо!». «А кто же ты?» — поинтересовался Шнауцер. «Я хорват, а вообще, у меня смесь, так что не поймёшь!». «Так, в том-то и дело! — поддержал его Шнауцер. — Поэтому и решили послать тебя в Румынию! Поезжай пока в Румынию — там дёшево!». «А кто будет работать вместо Ковачича?» — спросила Клизман на конференции «высшего руководящего состава кадров» клиники. «Пока племянник Шнауцера», — поморщилась Кокиш. «Значит, не она убрала Ковачича, а Шнауцер, — понял я, — племянника поставил, чтобы шпионил».

«Аллё, это я Мина! Можно к вам на пять минут забегу? Ну, как дела? Что новенького? Что сказали на конференции “высшего совета руководящих кадров” клиники? Как жалко, что меня не пускают туда! Я бы много дельных советов дала!». «Ничего, и так всё хорошо, вот вам мои характеристики», — протянул я их Мине Барсук. — «А ну-ка! Вот, вот, правильно! Это я и хотела посмотреть! Так должно быть и у меня! Я вот, уже сама себе кое-что набросала! Вот и это, непременно, должно у меня быть — «stets zu unseren vollsten Zufriedenheit (работала постоянно к нашему высшему наслаждению!)». И вот это, тоже мне пойдёт! Смотри! Как будто, с меня списано: «organisatorische Talent (организаторский талант)», и это есть у меня! Вот тоже, ничего написано: «в тяжёлых условиях и с ограниченным количеством персонала благодаря ему (будет ей), клиника смогла просуществовать и развиться!». Точно, как у нас сейчас, правда?!». — «Да, почти». — «А что? Если б не я, Люляшка бы не справилась одна! Вот этого у вас нет, а у меня будет такая фраза! Говорят это очень важно! Немцы на все мелочи обращают внимание». — «Чего нет?». — «А вот этого, смотрите, что у меня будет: “работать с ней доставило нам огромное удовольствие!”. «Да, действительно, — согласился я, — Люлинг получит огромное удовольствие и конечно подпишет!». — «Кокиш обещает! Нет, так нет! Будь, что будет, так всё надоело и всё равно! Так у меня получит, мало не покажется! Спасибо за поддержку! Потом как-нибудь забегу!».