Борис Земцов - Бутырский ангел. Тюрьма и воля

Вот уж, действительно: от сумы, от тюрьмы…

Следовал дальнобойщик Пронин на своей гружёной фуре по казённому делу, на полпути до пункта назначения, на стоянке, трое шустрых крепеньких пареньков подвалило: «Куда, откуда, что везёшь, платить надо…».

Иногда в подобных ситуациях и отстёгивал, платил Олег, рассуждая, что время нынче такое… А тут… Нервы сдали. Потому как тяжело отходил после недавнего развода (загуляла жена — медсестра с новым хирургом в своей больнице). Да и на работе с начальством накануне крепко поцапался (пытался выяснить, почему одним и командировки выгодные, и машины хорошие, а другим — рейсы копеечные и запчастей на фуру не дождёшься). Будто взорвался. Буром на троих пошёл. «Платить? С какой стати?»…

Был у Олега с собой нож обычный дорожный. На случай колбаски порезать или контакты зачистить.

Один раз только и ударил. Оказалось — очень правильно с анатомической точки зрения. Аккурат, в сердце. Рэкетир — ничком на землю. Дружки — ноги в руки. Олег с трупом на стоянке среди ночи оказался. Сам в «скорую» позвонил (сгоряча, понятно, что незачем), сам полицейских вызвал (те лишь к утру приехали и только сверхточному удару удивлялись).

Вот с этого момента всё, что ранее имело отношение к понятию «время» из его сознания исчезло. Исчезло, и — окончательно…

До этого там всё, как на школьной доске ясным почерком отличницы написано было, а теперь — р-р-раз, будто взметнула мокрые космы тряпка, и… вместо слов и предложений, образов и смыслов на эту тему — только влажный пустой линолеум. В этом линолеуме что-то отражается, но это «что-то» никакого отношения к ранее написанному не имеет. Словно ничего написанного там и вовсе никогда не было.

Что со временем всё совсем не так уже в подмосковном изоляторе, где Олег в качестве подследственного находился, стало ясно.

Оказалось, что наручные часы здесь иметь нельзя. Те, кто важно величал себя представителями администрации (они же — те, кого постояльцы изолятора называли «мусорами»), однозначно бурчали по этому поводу — «не положено…».

У арестантов со стажем по этому поводу свои объяснения были. Якобы, есть специальное «мусорское» предписание, строго запрещающее сидельцам тюремных изоляторов иметь часы. Потому что циферблат там прикрыт стеклом. Вдруг иной отчаянный это стекло разобьёт, и его осколками себе вены вскроет…

Вроде бы как логика. Вроде бы как забота о жизни человеческой.

Только никто из постояльцев изолятора всерьёз подобный аргумент не принимал. Ведь те же бритвенные станки, из которых лезвие вытащить проще простого, в тюрьме иметь не возбранялось, и прочих режущих и просто острых предметов в любой хате [1] Хата (тюремн.) – тюремная камера. хватало.

Так что для желающих вскрыть себе вены в изоляторе проблем с «инструментом» не было.

Да и не сходился свет клином на этих самых венах для решившегося покончить здесь счёты с жизнью. Вариантов «ухода» хватало. По беспроволочному, но всюду проникающему арестантскому телеграфу, регулярно передавалось: Этажом выше парень на «дальняке» [2] Дальняк (тюремн.) – отхожее место, туалет в тюремной камере. за повешенной клеёнкой на «коне» [3] Конь (тюремн.) – сплетённая из подручного материала (нитки из распущенного свитера, нитки из носков и т. д.) тонкая верёвка, используемая для внутренних нужд и поддержания межкамерной связи («дороги»). удавился, в другом корпусе бедолага на нижнем ярусе двухэтажной шконки [4] Шконка (тюремн.) – кровать в тюремной камере. занавесился [5] Занавеситься (тюремн.) – существующий в тюремной жизни обычай оборудовать спальное место занавесками, чтобы не мешал свет, как правило, горящий круглые сутки. Администрация СИЗО (судебно-следственных изоляторов) считает занавешивание нарушением дисциплины, заслуживающим наказания, вплоть до помещения в карцер. Тем не менее, этот обычай существует почти в любой тюрьме, во всяком лагере. с двух сторон, приладил рубаху к «пальме» [6] Пальма (тюремн.) – верхний ярус двухэтажной тюремной кровати. , и… туда же… В соседней камере какой-то «наркоша» [7] Наркоша (жарг.) – наркоман, человек, употребляющий наркотики. съел горсть «колёс» [8] Колёса (жарг.) – таблетки. , заснул и не проснулся…

На таком фоне запрет на наручные часы казался глупостью беспросветной. Только факт оставался фактом — часов здесь ни у кого не было, и быть не могло.

В тюрьме «который час» можно спросить у продольного [9] Продольный (тюремн.) – от слова «продол», что на тюремном арго означает коридор. Продольный – представитель администрации, несущий службу в коридоре, призванный следить за всем, происходящим в камерах. , что призван круглые сутки по коридору ходить и через «глазки» во все камеры заглядывать: вдруг арестанты что-то неположенное затевают. Этой возможностью Олег поначалу пользовался.

Сначала пользовался, а потом перестал, потому как вышел однажды конфуз, едва не обернувшийся тяжёлыми последствиями.

Раз спросил Олег у продольного про время, через пару часов снова на ту же тему поинтересовался. А продольный — здоровенный прапорщик с лицом, будто свекольным соком натёртым, взял, да и проявил бдительное рвение — накатал рапорт про подозрительное, его Олегово, поведение. В том же рапорте автор до вывода додумался: если арестант так настырно интересуется, который час — значит, с помощью находящихся на свободе сообщников, непременно готовится к побегу. Соответственно, реализацию подобного умысла надо пресечь, а за интересующимся временем постояльцем — глаз да глаз.

Разумеется, вызывали Олега к «куму» [10] Кум (тюремн.) – начальник оперчасти в СИЗО или в лагере. . Понятно, написал Олег объяснительную на имя начальника изолятора, в которой заверял, что временем он интересовался исключительно по оставшейся с воли привычке, и никаких планов о побеге не вынашивал.

Уже потом, в зоне, Олег понял, что только чудом не обернулась для него та ситуация «полосой» [11] Полоса (тюремн.) – полоса на личном деле, на прикроватной табличке и т. д. Полосой отмечают арестантов, поведение которых требует особого контроля (склонных к побегу, к суициду, к организации массовых беспорядков и т. д.). и особой отметкой в личном деле — «склонность к побегу».

С такой отметкой в лагере строгого режима, где жизнь и без того не сахар, проблем прибавилось бы: назойливое внимание оперчасти, регулярные проверки — лишнее беспокойство, лишнее унижение.

В принципе, часы в тюрьме арестанту и не нужны. Потому что хлопоты на тему «куда спешить, куда опоздать» здесь исключение. Завтрак, обед, ужин — привезут. На встречу со следователем, с адвокатом (редкая роскошь для небогатых, в основном, постояльцев), с родственниками (если таковые есть, и если свидание с ними разрешил следователь) — позовут. Грохот открываемого «кормяка» [12] Кормяк (тюремн.) – окошко в железной двери тюремной камеры с откидывающейся полкой. Через него выдаётся пища, передаются письма, содержимое посылок и т. д. здесь сродни ударам курантов. Потому как через этот «кормяк» вся информация и поступает. И про привезённую казённую пищу. И про всякое грядущее перемещение арестанта по тюремному пространству.