Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Фургон тормозит у входа в клинику, мы с Хэнком выходим, я подхожу к нему, благодарю за то, что отвез и поддержал. Он отвечает, что дружеское объятие мне не помешает, я смущенно смеюсь в ответ, он не обращает на это внимания, делает шаг навстречу, протягивает руки и обнимает меня. Удовольствие от простого человеческого прикосновения согревает меня, и впервые за долгое время мне становится действительно хорошо. Это пугает меня, я вырываюсь, говорю до свидания, еще раз благодарю и спешу к клинике. Администратор говорит, что обед уже начался, и я иду в столовую, становлюсь в очередь, беру тарелку супа, стакан воды, нахожу пустой стол, сижу один и стараюсь протолкнуть хоть немного еды через кровоточащие руины своего рта.

Привет, малыш.

Смотрю вверх. Напротив стоит мужчина лет пятидесяти. Среднего роста, среднего сложения. Густые каштановые волосы, лысеющие на макушке. Потрепанное лицо выглядит так, словно по нему несколько раз заехали кулаком. Яркая сине-желтая шелковая гавайка, очки в круглой серебристой оправе и огромный золотой «Ролекс». Он пристально смотрит на меня. Ставит свой поднос на стол. Вид у него злющий.

Не помнишь меня?

Нет.

Ты два проклятых дня называл меня Джином Хэкманом [1] Один из самых популярных и успешных американских киноактёров второй половины XX века, чья карьера длилась более 40 лет. Преимущественное актёрское амплуа Хэкмена – представители закона и военные. – Прим. пер. . Теперь-то я знаю, что они напичкали тебя этим дерьмом для детокса, но заруби на носу, я не Джин Хэкман, никогда им не был и никогда не буду. А если еще хоть раз назовешь меня чертовым Джином Хэкманом, то огребешь по полной.

Я смеюсь.

Я сказал что-то смешное?

Я снова смеюсь. Он просто вылитый Джин Хэкман.

По-твоему, это смешно, мелкий ублюдок?

Я смотрю на него, улыбаюсь. Зубов у меня нет, и от этой мысли улыбаюсь еще шире.

Ты считаешь это смешным, ублюдок.

Я смотрю на него. Взгляд у него тяжелый, злобный, ожесточенный. Мне знаком такой взгляд, и я знаю, как вести себя в таких случаях. Хорошо знакомая территория.

Я встаю, убираю улыбку с лица. Смотрю на этого типа, в столовой становится тихо. Я говорю.

Я не знаю тебя. Не помню, чтобы раньше встречал тебя. Не помню, чтобы разговаривал с тобой. И уж точно не помню, чтобы называл тебя Джином Хэкманом. Но если называл, то да, по-моему, это смешно.

Почти все смотрят на нас, сердце начинает биться чаще, а тип буравит меня глазами, и взгляд у него тяжелый, злобный, ожесточенный. Я понимаю, что сейчас не в лучшей форме, но плевать. Привожу себя в состояние боевой готовности. Напружиниваюсь, сжимаю челюсти, запрокидываю голову, взгляд фокусирую, держу его под прицелом и не мигаю.

Если ты, старикашка, хочешь, чтобы я надрал тебе задницу, так и быть, уважу.

Он ошарашен. Не испуган, а именно ошарашен.

Я не свожу с него глаз.

Ты что сказал?

Фокусирую взгляд, держу его под прицелом и не мигаю.

Я сказал, если ты, старикашка, хочешь, чтобы я надрал тебе задницу, так и быть, уважу.

Как тебя зовут, малыш?

Джеймс.

А я Леонард.

Он улыбается.

Не знаю, то ли ты самый тупой говнюк из всех, кого я встречал, то ли самый храбрый, но я готов пропустить твои слова мимо ушей, если ответишь на один вопрос.

Что за вопрос, Леонард?

Ты псих, Джеймс?

Да, Леонард, я псих. Псих на всю голову.

Здорово, потому что я тоже псих. Мне нравятся психи, я стараюсь иметь дело только с психами. Почему бы нам не сесть, не пообедать вместе. Глядишь, мы позабудем о наших разногласиях и подружимся. Я не прочь обзавестись другом в этом месте.

Давай.

Мы садимся, едим, Леонард рассказывает, я слушаю. Леонард из Лас-Вегаса, в клинике неделю. Лечится от кокаиновой зависимости, планировал свой приезд сюда примерно за год. Последние двенадцать месяцев ничего не делал, только вкусно ел, сладко пил, играл в гольф и нюхал кокаин в обе ноздри. Он извел немало деликатесов и дорогих вин, не говоря про коку, но если так будет продолжаться, он отбросит копыта. Уж не знаю, чем он зарабатывает на свою красивую жизнь, ясно только, что бизнес этот нелегальный и процветает. Я вижу это в его глазах, слышу в его словах, угадываю в той легкости, с которой он упоминает о вещах, от которых большинство людей приходит в ужас. Мне спокойно с Леонардом. С ним спокойней, чем с кем-либо другим. Он запросто говорит о самом отвратительном. Он преступник, судя по всему, и мне спокойно с ним.

Мы заканчиваем обед, относим подносы, выходим из столовой и отправляемся в актовый зал. Женщины рассаживаются в одном конце зала, мужчины в другом, всего человек двести пятьдесят. Все кучкуются по отделениям, и мы с Леонардом присоединяемся к двадцати пациентам Сойера. Доктор на сцене заводит речь о том, что алкоголизм и наркозависимость – это болезнь. Меня начинает тошнить. Волны тошноты накатывают и пульсируют внутри. Начинаю мерзнуть. Закрываю глаза, открываю и снова закрываю. То быстро-быстро, то медленно. Начинаю дрожать, смотрю на стул перед собой – он подпрыгивает. Потом стул заговаривает со мной, я отвожу глаза в сторону и вижу вокруг синие и серебристые огоньки, они танцуют повсюду. Закрываю глаза, тогда огоньки танцуют в мозгу. Чувствую, как медленно проталкивается через сердце кровь, думаю, что сейчас потеряю сознание, поэтому вцепляюсь в щеку, щиплю ее. Чувствую боль, как раз боль-то мне и нужна, потому что делает кошмар реальным, не дает сойти с ума. Боль очень сильная, но она мне необходима, чтобы не сойти с ума. Доктор завершает свое выступление, пациенты аплодируют, я отпускаю щеку, перевожу дух, смотрю прямо перед собой. Леонард хлопает меня по плечу.

Ты как, в порядке?

Нет.

Помощь нужна?

Нет.

А судя по виду – нужна.

Кой-чего надо, но не помощь.

Пока доктор со сцены отвечает на вопросы, я встаю и выхожу из актового зала. Иду в отделение с одной мыслью – лечь в постель, и с надеждой, что тогда мне полегчает. Когда прохожу мимо кабинета Кена, он меня окликает, но я не обращаю внимания, ковыляю дальше. Он выходит в коридор и окликает меня еще раз.

Джеймс!

Я останавливаюсь.

Что?

Я прислоняюсь к стене.

Как ты себя чувствуешь?

Он подходит ко мне.

Паршиво, мне нужно полежать.

Он останавливается передо мной.

Потом полежишь. Сейчас у тебя по расписанию тестирование.

Какое тестирование?

Миннесотский многоаспектный личностный опросник. Я утром предупреждал.

Я не хочу идти на тестирование.

Почему?

Потому что дерьмово себя чувствую и мне нужно лечь.

Ты еще долго будешь себя дерьмово чувствовать.

Может быть, но я не хочу идти на тестирование.

Это обязательно.

Тогда можно позже?

Нет, тест нужно пройти сейчас. Это поможет нам определить, как тебе помочь, а мы хотим начать тебе помогать как можно скорее.