Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Я отворачиваюсь от раковины, выхожу из ванной. Иду в столовую, ужинаю вместе с Майлзом и Майклом. После ужина иду на лекцию, но не слушаю ее. После лекции возвращаюсь к себе в палату.

Пытаюсь читать, но читать не могу.

Ложусь в постель и пытаюсь заснуть.

Заснуть не могу.

Одно воспоминание.

Преследует меня.

До сих пор.

Я сплю всю ночь напролет, не просыпаясь. И без приема каких-либо веществ. Уже вторую ночь сплю без просыпа, не накачавшись наркотиками и алкоголем. Это просто рекорд.

Просыпаюсь утром, ранним утром. Уже не темно, еще не светло. Утренние сумерки. Серые, как угасающая грусть, как нарастающий страх. Уже не темно, еще не светло.

Встаю с кровати. Майлз спит. Тихонько прохожу в ванную. Принимаю душ, бреюсь и чищу зубы. Одеваюсь, выхожу из палаты.

Наливаю чашку кофе, сажусь за стол, пью кофе и курю. Наблюдаю, как народ выполняет утренние работы. Один моет кухню, другой выносит мусор, третий пылесосит пол. Вижу, как кто-то несет средства для мытья общего сортира. Кажется, это было давным-давно. Общий сортир. Рой. Давным-давно.

Допиваю кофе. Иду по коридорам в столовую. Беру еще одну чашку кофе и выбираю столик, чтобы сесть. Матти сидит один в углу, подсаживаюсь к нему.

Он смотрит в тарелку. Заметно, что глаза у него налились кровью и опухли. Вилка трясется в руке. Стакан дрожит в другой. Он упорно смотрит в тарелку. Я говорю.

Все в порядке, Матти?

Он отрицательно мотает головой.

Что случилось?

Мотает головой.

Я могу помочь?

Мотает головой.

Может, мне уйти?

Мотает головой.

Я сижу с ним. Сижу, пью свой кофе. Он сидит, смотрит в тарелку. Руки трясутся, не говорит ни слова. Просто смотрит в тарелку.

Я допиваю кофе, встаю и спрашиваю, не нужно ли ему чего. Он поднимает голову, смотрит на меня и говорит.

Не уходи.

Я сажусь обратно.

Хорошо.

Он смотрит на меня. Глаза налиты кровью и опухли.

Мне нужно, чтобы кто-то посидел со мной.

Я с тобой.

Он смотрит на меня. Глаза налиты кровью и опухли.

Все кончено, Джеймс.

Что ты имеешь в виду?

Свою гребаную жизнь. Конец наступил.

О чем ты говоришь?

Он кладет вилку, ставит стакан. Руки продолжают дрожать.

Мне сказали, что моя жена начала курить.

Курить что?

Этот гребаный крэк.

Он умолкает.

Какая жуть, Матти. Мне жаль.

Он трясет головой.

Она никогда к нему не прикасалась. Мы договорились, что она будет заботиться о детях, пока я не выйду отсюда. И вот, черт подери, ее разобрало любопытство, что это за дерьмо такое и почему оно ко мне прицепилось, и вот она пошла, блядь, и попробовала.

Откуда ты узнал?

Бабушка позвонила мне. Сказала, что зашла к нам, а там дети одни. Не кормлены, а младший сидит на полу в грязном подгузнике. Она стала дожидаться, пока жена вернется, а та пришла обдолбанная в хлам, ни хера не соображает, сказала, что курила.

Мне так жаль, Матти.

Ты же не виноват.

Что ты собираешься делать?

Не знаю, черт возьми. Наша жизнь держалась на моей гребаной жене, она отвечала за все, пока я торчал. А сейчас, раз она подсела на это дерьмо, все пропало на хер. Какая уж тут семья, какие дети, если родители оба наркоманы. И как я смогу оставаться чистым, на хер, если она курит.

Что, если отправить ее на лечение, а тебе вернуться в бокс?

Ты взгляни на меня, Джеймс, я же больше не могу боксировать ни хера. Тело угробил на хер, мозги тоже просрал. Я же не продержусь на ринге и тридцати секунд, даже против самого хренового боксера в мире. А полечить жену я бы очень хотел, только мы же остатки моих боксерских денег потратили, чтобы я лег в эту клинику, и у нас ни гроша не осталось. У нас же ни хера больше нет.

Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Нет, если только у тебя не завалялся мешок лишних денег, который ты хочешь отдать мне.

Нет, не завалялся.

Я в заднице, Джеймс. Это конец.

Что-нибудь произойдет.

Насмотрелся я на таких, как мы, чтобы верить в эту чушь. Я сдохну, она сдохнет, дети пойдут по нашей дорожке. Мы все в заднице. В полной заднице.

Он встает.

Пойду на хер прогуляюсь.

Он забирает поднос.

Спасибо, что выслушал меня.

Он уходит. Я наблюдаю за ним. Беру свою чашку, встаю, отношу ее на конвейер. Иду по стеклянному коридору, который отделяет мужчин от женщин. Замечаю, что Майлз и Тед идут мне навстречу. Склонились друг к другу, о чем-то говорят. Губы слегка шевелятся. Майлз взглядывает на меня, слегка кивает в знак приветствия, но продолжает разговор с Тедом. Они проходят мимо. Я их не останавливаю.

Возвращаюсь в свою палату. Открываю тумбочку. Вынимаю пачку из двадцати двух листов, кладу в карман штанов. Выхожу из комнаты, иду по коридорам. Они серые, как утро, как угасающая грусть, как нарастающий страх. Я замечаю их, но они не напрягают меня. Я слишком хорошо их знаю. Они не напрягают меня. Стучу в кабинет Джоанны, она говорит – входите. Открываю дверь, вхожу. Она сидит за столом, читает газету, пьет кофе, курит сигарету. Она говорит.

Как дела?

Хорошо.

Ты готов?

Да, готов.

Хочешь что-нибудь сказать мне перед началом?

Нет.

Она откладывает газету, тушит сигарету.

После обеда сегодня зайди ко мне еще раз. Мы с Кеном хотим кое-что обсудить с тобой.

Все хорошо?

Мы продумали план восстановления для тебя, хотелось бы, чтобы после выписки ты ему следовал.

И что, я, по-вашему, буду ему следовать?

Вряд ли. Но не обсудить его с тобой было бы безответственно с нашей стороны.

Хорошо.

Идем?

Да.

Она встает из-за стола. Мы выходим из кабинета, идем по коридорам. Они такие же серые, кое-где тень сгустилась, словно грусть углубилась, страх усилился. Мы не разговариваем, пока идем, и с каждым шагом воспоминание о той ночи становится ярче. Я просто хотел остаться один. Плакал. Он подошел ко мне, и я избил его. Кровь из него хлестала. Я измочалил его в говно.

Останавливаемся у двери. На ней табличка «Отец Дэвид, капеллан». Джоанна стучит в дверь, голос приглашает войти. Она просит меня подождать минуту, открывает дверь, заходит внутрь и закрывает дверь за собой.

Я стою и жду. У меня начинают дрожать руки, ноги и даже губы. Сердце трепыхается. Будь коридоры продолжением моего тела, они бы почернели. От тоски и страха. Наполнились бы чернейшей тьмой, которая живет во мне. Такой тьмой, что хоть глаз выколи. Я дрожу. Дверь открывается. Джоанна выходит, стоит передо мной и говорит.

Он готов тебя принять.

Хорошо.

Я предупредила его, что могут возникнуть сложные неловкие моменты. Он ответил, что вряд ли услышит такое, чего раньше не слышал.

Посмотрим.

Удачи.

Спасибо.

Она протягивает руки, обнимает меня. Говорит.

Ты почувствуешь себя лучше после этого.

Я киваю. Она отпускает меня. Протягиваю к двери руку, которая вдруг становится чугунной. Толкаю дверь, как будто она весит тонну. Открываю, а входить не хочу, не хочу делать этого. Джоанна стоит за моей спиной, я оборачиваюсь, смотрю на нее, она улыбается, и ее улыбка придает мне силы переступить порог. Захожу в кабинет. Закрываю дверь за собой.