Сесилия Ахерн - Женщина, у которой выросли крылья [сборник litres]

Она снова расправляет крылья и гордо поднимает голову – как свободный дикий орел на самой высокой из вершин.

Женщины все стоят у нее на пути, остолбенев от потрясения.

Она улыбается. Ее мать однажды сказала ей: единственный способ пережить – это пройти через все до конца. Нет, она ошиблась, ведь можно подняться вверх.

– Держитесь крепче, детки.

Они послушно хватают ее за руки – крепко, не оторвать.

Размах ее крыльев огромен. Эти маленькие руки – ее лучший стимул. Другого ей не надо. Все всегда для них. Всегда было и будет. Лучшая жизнь. Счастливая жизнь. Спокойная жизнь. Жизнь, которой они достойны.

Она закрывает глаза, набирает в легкие воздуха, ощущая свою силу.

Взмахнув своими огромными крыльями, она взмывает с детьми вверх и парит высоко в небе.

Каждый день во время обеденного перерыва она приходит в парк и садится на скамью у озера, всегда на одну и ту же. Сегодня, едва усевшись, она вскакивает, почувствовав холод, идущий от дерева. Черт, на этой скамейке весь зад отморозишь! Она одергивает пальто, чтобы было теплее, и снова садится. Разворачивает на коленях фольгу, в которую упакован ее ланч – багет с ветчиной, сыром и помидором, – и видит раскисший овощ, подмокший хлеб, все склизкое и противное. Нет, это уже слишком!

– Черт тебя побери, помидор хренов!

Мало того, что на работе одни тупицы, что сегодня утром в автобусе отвратительный тип, сидевший рядом, всю дорогу ковырял в носу и размазывал свои сопли по пальцам, будто она не видит. А теперь еще этот помидор! Такая «вишенка на торте». Она вообще хотела только сыр и ветчину. Из-за этого злосчастного овоща, который ей совсем не нужен, все размякло, раскисло, склеилось и превратилось в кашу!

– Сволочь ты, а не помидор, – бурчит она и швыряет багет на землю. Пусть достается уткам!

Она приходит сюда, в Стивенс-Грин, самый крупный парк Дублина, каждый день. Ее офис находится неподалеку. Там акции, торги и придурки, каждый из которых имеет самомнение, размерами превосходящее все члены коллег, сложенные вместе. Она приходит покормить уток, а заодно вслух пожаловаться самой себе на проблемы и людей, которые ее бесят. Она недовольно ворчит себе под нос, проклиная идиота босса, сотрудников (ничуть не лучше) и бардак на фондовых рынках. Тут у нее отдушина. Покормить уток для нее все равно что для иных поколотить боксерскую грушу.

Сорок пять минут, что она сидит в парке, большинство ее коллег как раз проводят в спортзале – это тоже по-своему разрядка. Затем возвращаются на рабочее место, распространяя ароматы геля для душа и дезодорантов. Тестостерон и самодовольство бурлят в них пуще прежнего. Она предпочитает свежий воздух, покой, причем в любую погоду. Ей необходимо поворчать, излить душу, и с каждым куском хлеба, что она бросает уткам, одной проблемой становится меньше. Не всегда, однако, это помогает. Порой она возвращается в офис злая и взбудораженная, с гудящей от невысказанного головой, ценные доводы и аргумент снова пропали зря.

Она сидит и смотрит на комковатый сырой багет, лежащий на земле. Несколько уток дерутся за него, клюют раскисшую корку, но сенсации, которую она хотела произвести, не получилось. Багет и впрямь малосъедобен, как она и думала.

– Надо было на куски его разломать, – раздается вдруг мужской голос, прерывая ее мысли.

Она удивленно поднимает голову, но поблизости никого нет.

– Кто это сказал?

– Я, утка.

Взгляд ее падает на селезня, стоящего поодаль от остальных уток, клюющих багет и друг друга.

– Привет, – говорит он. – Вижу по лицу, что ты меня слышишь.

Она сидит разинув рот в немом изумлении.

– Ладно, – смеется он, – приятно было поболтать с тобой. – И шлепает обратно к озеру.

– Стой, подожди! – Дар речи возвращается к ней. – Я дам тебе хлеба!

– Не хочу, спасибо, – отвечает он, но поворачивает обратно. – Не стоит вообще-то кормить уток хлебом. Помимо того, что хлеб, который они не съедают, остается в воде и вызывает изменения в ее химическом и бактериальном составе, что, в свою очередь, провоцирует заболевания у самих уток. Он почти не содержит питательных веществ. Уток рекомендуют кормить предварительно размороженным горохом, кукурузой и овсом. Как-то так.

Она смотрит на него круглыми глазами, утратив дар речи.

– Не обижайся, это очень мило с твоей стороны, но белый хлеб для нас хуже всего, там совсем нет ничего полезного. Ты слышала про крыло ангела?

Она качает головой.

– Я так и думал. Это такая болезнь уток при несбалансированном питании, когда искривляются крылья, становится трудно летать или вообще невозможно, а это, знаешь ли, весьма паршиво.

– Боже, извини.

– Ничего. – Он внимательно смотрит на нее, потом спрашивает: – Ты не против, если я посижу тут с тобой?

– Пожалуйста.

Он взлетает на скамейку.

– Опять работа достает?

– Откуда ты знаешь?

– Ты приходишь сюда каждый день и начинается: «Чертов Колин, чертов Питер, чертовы мировые рынки, чертов геморрой, чертов Slimming World [2] Организация по снижению веса в Великобритании. , проклятые помидоры».

– И вы все это слышите?

– Слышим? Мы чувствуем. Каждый раз, когда раздаются твои шаги, мы готовимся к обороне, потому что ты буквально обстреливаешь нас своим хлебом, как гранатами.

– Ох, извини. – Она кусает губы.

– Да ладно. Мы уж догадались, что тебе от этого легче, хотя за тобой нужен глаз да глаз.

– Спасибо за понимание.

– Все мы люди, в конце концов, – говорит он.

Она смотрит на него с недоумением.

– Это тебе в виде птичьего юмора, но если говорить всерьез, то каждому нужна такая отдушина. – Его взгляд становится рассеянным, далеким. – Такое место, где можно расслабиться, отдохнуть душой.

– А у тебя есть?

– Ну да, далеко отсюда, в Сенегале. Там есть классное место на небольшой речке, куда я улетаю на зиму. Там мы встречаемся с одной милой шилохвосткой. Мы вместе смотрим рассветы и закаты, ну и вообще тусим у реки.

– Ах, звучит чудесно.

– Ага.

Некоторое время они сидят молча.

– Может, поменяемся? – вдруг спрашивает он.

– В смысле? Ты хочешь, чтобы я летала в Сенегал вместо тебя? Не уверена, что я понравлюсь твоей шилохвостке.

Селезень смеется.

– Нет, я насчет кормления.

– Теперь ты будешь кидать мне хлеб? – хихикает она.

– Вроде того. Пищу для размышлений.

– Валяй.

– Может быть, это не мое дело, поэтому я никогда прежде с тобой и не заговаривал, но сегодня ты, кажется, более открыта, слышишь меня и все такое. Ты приходишь злая, огорченная, все время психуешь. Похоже, тебе не слишком нравится твоя работа.

– Нет, нравится. Я бы могла ее даже любить, если бы работала в офисе одна.