Тю Ван - Тайфун

Откуда бы ни приближался к Байтюнгу, за несколько километров путник видит две высокие мачты, на которых развеваются бело-желтые флаги Ватикана. Мелодичный звон колоколов разносится на всю округу. Верующие утверждают, что таких певучих колоколов нет больше нигде во Вьетнаме, потому что они отлиты из бронзы и позолочены. Нежные, ласкающие слух звуки колоколов разгоняют усталость, поднимают настроение паломников.

У лодочного причала стоит огромная статуя девы Марии. Люди сходят на берег и сразу попадают в праздничную суматоху. По улицам медленно движется шумный, нарядный поток, тротуары заняты торговцами с тележками и лотками. Продается все: и кушанья, тут же приготовленные, и пища духовная — распятия, фигурки святых, четки, свечи, открытки на религиозные темы; торгуют плодами хлебного дерева, ананасами, фейхоа, бананами.

Чтобы попасть к резиденции епископа и находящемуся рядом собору Бай, следует перейти небольшой мостик. Как раз возле него и вздымаются метров на тридцать мачты, сделанные из толстых стволов бамбука, и ветер полощет огромные стяги Ватикана. Вдоль дороги от мостика к собору стоят в рост человека толстенные свечи. Пройдя по ней метров пятьдесят, путник попадает на церковный двор, в середине которого находится небольшой пруд. Посреди пруда искусственный островок, на нем гора со множеством искусно сделанных гротов и пещер. На вершине горы цветы и тонкие свечи, между которыми протянуты зеленые и красные ленты. Церковный двор с ухоженными газонами окружает высокая желтая стена, в которой двое больших ворот, слева и справа от собора. У правых ворот четырехметровой высоты помост. Возле алтаря в храме высится празднично убранная статуя святого Доминика с посохом в руках. Рядом со статуей новая огромная картина, на которой нарисована большая собака, держащая горящий факел в зубах. Так художник изобразил легенду о матери Доминика, которая еще до его рождения увидела собаку во сне и поняла, что сыну ее суждена необычная судьба. И действительно — Доминик распространял среди людей христианскую веру и даже принес ее во Вьетнам. Алтарь очень красив, на нем горят свечеобразные электрические лампочки, от света которых статуя святого делается какой-то таинственной и внушает вместе почтение и трепет. Перед алтарем несколько микрофонов и кресло прелата Суана, умершего несколько лет назад от туберкулеза.

Собор в Байтюнге построили много лет назад в согласии с древними архитектурными традициями, но всеобщее восхищение вызывает необычной красоты тонкая резьба по дереву и металлу. Собор невелик, меньше даже, чем церковь в селении Сангоай, но великолепие его поражает и не сравнимо ни с чем. Все и внутри и снаружи сияет позолотой. Свободно ниспадают парчовые и бархатные шторы и портьеры. Паникадила и подсвечники из чистого серебра. Скамьи в церкви сделаны из железного дерева, сиденья отполированы и натерты до такого блеска, что в них можно смотреться, как в зеркало. И нигде ни пылинки. В храме замечательная акустика, голос проповедника приобретает здесь особую глубину и проникновенность. При входе в собор привлекают внимание две огромные, величиной с лодочные паруса, фрески. На правой — большая толпа верующих, зачарованно смотрящих на святого Михаила, изображенного в центре второй фрески. У ног святого — богато одетый белобородый старец, — надо полагать, что изображен здесь тот, кто заказал и оплатил эту картину. Рядом со старцем женщина в цветастом платье и белых шароварах и ребенок в короткой рубашонке и фиолетовых штанишках. Он протягивает к матери ручонки. Но особенно тщательно выписан юноша в необычном головном уборе фиолетового цвета с красными отворотами. На юноше серо-зеленый френч, туго затянутый в талии, и сразу вспоминается форма солдат французского экспедиционного корпуса, как на плакате, который французы наклеивали на дома. Ностальгия художника по «прекрасному» прошлому или откровенно враждебный выпад против новой власти? Так или иначе, из-за этого торжественность и величавость храма страдают.

К двум часам в соборе и возле него собралась огромная толпа. Все скамьи в храме заняты людьми преклонного возраста, самыми почтенными прихожанами. Перед помостом возле ворот, перед статуей святого Доминика и надгробьем над могилой отца Суана множество живых цветов. Больше всего их у могилы, потому что в народе живет поверье, будто вода в месте погребения Суана целительна. Вместе с цветами люди несут бутылочки для этой воды и, положив цветы, не отходят, а ждут, когда служители отойдут по своим делам, чтобы начать копать землю в надежде добраться до целительного источника.

Жители селения Сангоай тоже здесь. Кто приходит сюда не первый год, уже знают, где найти место для ночлега, где перекусить. Почти во всех домах вокруг дворца епископа сдаются комнаты и продается еда. Многие пришедшие устраиваются у своих знакомых или родственников — этим проще всего. Кое-кто располагается прямо на улице, под навесами лавок, на тротуаре возле храма.

Двери епископского дома пока закрыты, но калитка во двор распахнута настежь. В дни праздника каждый может зайти в дом епископа, осмотреть его — только раз в году есть возможность полюбоваться красотой и роскошью резиденции духовного пастыря. Двухэтажный дом с мезонином стоит в центре огромной усадьбы, где имеются большой пруд, и фруктовый сад, и часовня, и скотный двор с загоном, где щиплют траву пятнистые олени и в клетках играют обезьяны; бросаются в глаза многочисленные строения и службы, а самое главное — три вместительных амбара. У самой ограды — дизельная электростанция, а рядом с ней типография. Сейчас она закрыта, но в прежние, не столь далекие, времена тут печатались газета «Автономия», листовки, церковные книги и даже художественная литература, к примеру, те самые злосчастные «Два апельсина».

Епископ живет на втором этаже дома. Рядом с его покоями — канцелярия и приемная. На первом этаже — кабинеты ректората семинарии, надзирателей и учителей.

Хозяйство огромное! Сколько нужно энергии, чтобы поддерживать образцовый порядок в этом государстве в государстве. Раньше было проще: местный епископ владел тысячами мау плодороднейшей земли, и полученный в качестве арендной платы рис не только кормил толпу священников, но и шел на продажу. Новая власть лишила епархию земельных угодий, и священнослужители теперь живут подношениями верующих. Каждое поселение, каждая деревня, каждая семья считают своим долгом принести что-нибудь епископу. Кто тащит завернутую в банановые листья огромную щуку, хвост которой волочится по земле, вздымая пыль, кто — корзину с белым сахаром, который можно купить только по карточкам из расчета двести граммов на человека, но основной дар — рис, и его несут и везут отовсюду. Три огромных амбара открыты с раннего утра и до позднего вечера. Люди несут рис в пакетах, в мешках, в корзинах, и так как подношения эти делаются «от души», рис никто не считает, не взвешивает, не ведет никаких записей. У подносящих, женщин и мужчин, на лицах — одинаковое выражение почтительности, они высыпают рис в указанное место и отходят в сторону с глубочайшим удовлетворением, как будто не сами отдали заработанное с таким трудом, а получили нечто такое, что не имеет цены.