Тю Ван - Тайфун

«Каждое зернышко похоже на каплю крови», — подумал Ням, поднял с земли несколько колосков, потер между ладонями и бросил зерна в рот. Зерна были ароматные, мягкие. Ням подвернул свои коричневые домотканые штаны и громко крикнул:

— Послушай-ка, Ай! Тьфу, совсем забыл, что ты замужем, — сестра Выонг!

— Слушаю! — отозвалась Ай и разогнулась.

— Дай-ка твой серп, а сама сбегай ко мне, принеси нон и мой испытанный серп. Буду вместе с вами, молодыми, грешить. Бог нам не простит, если мы рис потеряем.

Ай, ничего толком не поняв, тем не менее послушно протянула Няму свой серп и побежала к старику домой, Ням пошел рядом с Выонгом.

Старый Ням ослушался кюре — новость эта мгновенно разлетелась по всей деревне. Некоторые люди, не веря, шли к полю и, убедившись, что Ням и впрямь работает там, тоже брали серпы и начинали жать рис. Смельчаков становилось все больше…

Мэй еще не проснулся после пьянки. Ночью он опять играл на своем кларнете, потом избил жену и завалился спать на пол, храпя так, что слышала вся деревня. Жена Мэя проснулась на рассвете от голода, пошарила дома и, не найдя ничего съестного, вышла в огород. Грядки давным-давно не поливались, потому и на огороде не было овощей, одна засохшая ботва. На ветке папайи висело несколько совсем еще зеленых плодов, но при мысли об их горечи жене Мэя стало не по себе. Не зная, куда себя деть, она лениво вышла за ворота. С полей легкий ветерок доносил запах созревшего риса, от которого сразу потекли слюнки. Вот бы промыть сейчас свежий рис, сварить суп, бросив в него головку лука и чуть-чуть посолив, — ничего нет вкуснее!

Как раз мимо пробегала Ай, увидела исхудавшую, пожелтевшую от горя и голода жену Мэя и спросила ее:

— А вы не хотите к нам присоединиться?

— Рис убирать? А поесть там можно?

— Конечно! Сегодня же вечером собранный рис разделят между теми, кто работал.

— Неужели правда? — на измученном лице женщины мелькнула слабая улыбка.

Ай кивнула, она все поняла.

— У меня есть немного вареной картошки, — сказала Ай, — пойдемте ко мне, подкрепитесь немного, а потом — на поле.

Жена Мэя попросила Ай подождать ее минутку, заглянула в дом: муж по-прежнему храпел, в комнате отвратительно воняло перегаром. Женщина тихонько прошла на кухню, взяла серп и отправилась к Ай. Поев холодной картошки, она пришла на поле и присоединилась к работающим. Веселые голоса людей заглушали заунывные удары церковного колокола.

Хюи, шестнадцатилетний сын тетушки Кхоан, услышал песни, доносившиеся с поля, и подошел к матери.

— Разреши мне пойти убирать рис за тебя.

Слепая тетушка Кхоан, ощупью пробиравшаяся на улицу, вздрогнула, как от удара.

— Ты что, сын? Какой рис?

— В поле давно созрел рис, и люди начали его жать. Там и дядюшка Ням работает.

Тетушка Кхоан сердито замахала руками.

— Я тебе запрещаю! Нет страшнее греха, чем работа в такой праздник! Выбрось из головы эти глупости!

Хюи отступил на всякий случай на несколько шагов и очень серьезно произнес:

— Дома риса нет, а если я сегодня поработаю, то вечером чего-нибудь принесу. На несколько дней нам хватит.

Кхоан молчала. Она знала, что сын голоден.

— Потерпи, сынок, подожди отца — что он скажет.

Но ждать Хюи не хотел, схватил нон и серп и убежал.

С высокой колокольни отец Куанг хорошо видел желтые рисовые поля и работающих людей. С каждым часом жнецов прибывало. Глаза священника сверкали злобным огнем, способным, казалось, испепелить все вокруг. Ведь при столь явном неповиновении паствы даже захудалый церковный служка не станет слушать отца Куанга. И тут ему вспомнилось поучение некоего отца Тяня: если священник поступает в согласии с желаниями верующих, то они всегда будут послушны ему, потому что в полуграмотном Вьетнаме священнослужитель все равно что монарх. Совсем недавно отец Куанг был поражен, как встретили его прихожане селения Сангоай, и понял, что паства тревожится о своем будущем в земной и загробной жизни. Священник нужен этим людям, и они горячо приветствовали его. Но сегодня, когда крестьяне не могут смотреть спокойно на гибель выращенного их трудом урожая, отец Куанг поступал неправильно, запретив работать в поле. Однако злоба душила патера, мешала ему быть разумным и хладнокровным. Он думал, как наказать отступников, старого Няма и Ай, первыми не подчинившихся его запрету. И пусть всех, кто вышел в поле, осудят сами прихожане, члены религиозных организаций. А с главными зачинщиками расправятся верные Мэй, Нгат, Буп и их друзья, накажут этих грешников, как наказали Тиепа. Под похоронное гудение колокола отец Куанг вдруг вспомнил о наставлениях епископа: быть не только мягким и гибким, но и твердым, решительным в своих действиях. Это укрепило решение отца Куанга. Да, слабых он будет наказывать безжалостно, чтобы устрашить других. А тех, кто посильнее духом, он подкупит лестью иль подачкой, а там видно будет. Тень от руки статуи святой девы упала на грудь его сутаны: все правильно, если даже богоматерь благословляет его помыслы…

Уборка урожая продолжалась до самого вечера. Скошенный рис уносили с поля на деревенские тока. В деревне царило радостное оживление. Ближе к закату погода начала меняться: стало душно, на западе появились красноватые облака, из-за которых все вокруг — небо и поля, дома в селении и церковь — приобрело зловещий багровый цвет.

«Газик» с брезентовым верхом подъехал со стороны Сачунга. Из него вышли Тхат и секретарь уездного комитета партии Тхай. Оба были в обычной крестьянской одежде, только у Тхая на руке блестели часы, да в нагрудном кармане рубашки торчала авторучка. Тхай направился прямо в поле.

— Здравствуйте, товарищи труженики! С хорошей работой вас!

Люди, оторвавшись от работы, распрямились, приветствовали секретаря. Тот подошел к снопам, взял пучок колосьев и, приподняв, посмотрел на свет.

— Да, не густо, видать, мало известковали почву весной и не больно тщательно семена отбирали для посева. И вредителей на вашем поле пока еще многовато. Так, что ли? Лишнего на вас не наговорил?

— Правильно, правильно, — загудел народ.

Ням с одобрением смотрел на Тхая. Он помнил деда и отца этого молодого еще человека. Хотя Тхай и занял высокое служебное положение, но крестьянского прошлого не забыл и до сих пор во всем, что связано с выращиванием риса, разбирался лучше многих крестьян. Тхай вынул из кармана большой кисет.

— А ну, кто балуется этим зельем, завернем, что ли, по одной?

Натруженные руки потянулись за табаком. Табак был хорош — мелкий и душистый. Кто-то спросил:

— Наверно, наш уезд отличился, если у секретаря теперь своя машина?

Тхай рассмеялся.

— Да нет, дали напрокат в провинциальном комитете. Нужно посмотреть, как идет строительство солеварни. К сухому сезону чеки должны быть готовы.