Кирилл Кобрин - Юбилейный выпуск журнала Октябрь

…
Ай, да вы поденьте,
Вы поденьте, манге ей, братцы,
Ай, братцы, ай, да тройку,
тройку, манге, серопегих,
Тройку, манге, серопегих,
Серопегих, серопегих, манге, лошадей!
Ай, да невечерняя…

такие строчки-зарисовочки
и рифмы на местах, как стража, –
стихов советское узорочье,
простая выставка-пропажа:

искусство тёртое, не мёртвое,
полуживое, а порою –
надрывное и козьей мордою
об стол за ропот похоронный

и за отсутствие тревожного
броска в космические дали;
под насыпью, во рву стреноженном,
я узнаю твои скрижали,

поэт, предлогами натруженный
и междометиями полный,
твои рылеевы-бестужевы,
милорды-блюхеры, как волны

на сонный брег летели вынести
обломки запоздалых трелей
и жёлто-синих дней без примеси;
в зелёных плакали и пели

красивые младые слуцкие
и левитанские, как ветер:
стоят в строю поэты русские
навытяжку, одни на свете

ну, отвечу в склад и в лад:
пусть вокруг подземный ад,
пусть, верней, надмирный рай –
иглы гулкие сбирай!

эма-мандель, штамм житья –
бостон-сковское дитя:
где ты, где ты, соловей,
соло, полное кровей,
смешанных в один редут –
опоздавших подождут
спутанные небеса:
облака, луга, леса;

до тебя, как до луны:
пятна тёмные видны
с оборотной стороны,
сны известием пьяны;

молча встретим новый свет,
преступивши, где нас нет;
новый горний наш полёт
не задушит, не умрёт

помнишь, как у замнаркома,
что у Межирова, не
возвратился ночью к дому,
где в последнем светлом сне

взором белым – брат на брата
и сестра к сестренке в бе –
лой и выглаженной кратно
блузке – льнули, но припев

аты-баты выпал в темя,
выпаленный с полуглаз:
так слова тогда летели,
Совинформбюро – не ТАСС;

словно будет вдоволь хлеба
и за океан ничуть
не повеет солью с неба
льда хоть каплю зачерпнуть

Нельзя беречься, говорит Давид
(Самойлов) – Голиафу, накануне
нокаута, когда он, боевит,
и умертвит его, и переплюнет
размахом сердца; вылетит пращой –
прощён и брошен, обезглавлен этот,
покинутый в несчастье и ещё
пустой отвагой посрамлённый метод
прощения, прощания; и пусть
бледнеет день и кажется, что верный,
неровный путь был выбран – прочь от муз, –
кислотный ужас или амфотерный;
беречься от покинутых в крови
загугленных и брошенных событий…
но всё равно – ту би ор нот ту би –
один, два, три, четвёртому не быти.

Чужая боль, а ты не слышишь,
И врозь кого-то развело
На площади, где грезят крыши
Листве, растрепанной назло;

И вроде всё навек понятно,
Но вот до хрипоты готов
Кричать, что не вернуть обратно,
Поэт Владимир Соколов;

И мне неведомы причины –
Лицом к лицу не увидать…
Должно быть, ножик перочинный
Исчез из виду без следа,

И потому – нет, не перо, нет –
Твой карандаш остался нем
И между строк, как на перроне,
Звук замирает – в стороне

От бодрых и походных песен,
От строек дальних, светлых тем –
Такую боль везде развесил
По строфам ты, что полетел

До срока белый тополиный
Пух, отцвела в саду сирень
Еще до майских журавлиных
Дней, а зима не в ноябре,

В июне наступила споро,
Задолго до смертельных уз,
Когда поэт с немым укором
Мне завещал немой союз

С его покинутыми днями,
И с ним, покинутым вдвойне, –
И той, с кем счастлив был вначале,
И мной, глухим, немым, как снег…