Энн Пэтчетт - Предчувствие чуда

Марина зябко поежилась. Под самолетом простиралась мягкая и белая облачная равнина, заслонявшая от глаз пассажиров землю. Где они летели – сказать было невозможно. Марина оперлась затылком о подголовник и решила, что ничего страшного не случится, если вздремнуть самую-самую чуточку. Этот фокус она освоила в годы ординатуры – засыпала, войдя в лифт, и просыпалась на нужном этаже. Встряхнувшись, она входила в палату пациента не так чтобы отдохнув, но более-менее восстановив силы.

Доктор Сингх нажала кнопку на подлокотнике кресла, откинула спинку, установила внутренний будильник на пять минут и нырнула в омут сна, манивший ее с тех пор, как кошмары вытолкнули ее утром из постели. На этот раз за дверьми лифта была не Калькутта. Марина очутилась в коридоре «Фогеля». Гудели потолочные светильники, блестела плитка на полу. Марина внезапно поняла, что все сделала неправильно. Надо было рассказать Андерсу про доктора Свен-сон. Конечно, предугадать, как отразится эта история на его амазонском путешествии, было трудно, но нет – Марина утаила ее от Андерса не по соображениям секретности. Она просто не хотела лишних проблем для себя. Ясное дело, Андерс обрадовался бы любой подсказке. И кто знает – вдруг рассказ Марины мог изменить его участь? Или хотя бы заставить вести себя поосторожнее? Чем больше Марина думала об этом, тем быстрее шла по коридору. За стеклянными дверями лабораторий и офисов было темно. Все уже ушли домой.

Все, кроме Андерса.

Он сидел за своим столом спиной к ней – невиданное дело. Утром Марина всегда являлась на работу раньше его. Андерс отвозил мальчиков в школу. От вида широкой прямой спины и седеющей шевелюры Марину переполнила радость.

– Мы с тобой чуть не разминулись!

Сердце выстукивало сто пятьдесят, а то и сто шестьдесят ударов в минуту.

На лице Андерса мелькнуло легкое удивление.

– А мы и вправду разминулись. Я почти дошел до парковки, но спохватился, что забыл часы.

Он надел браслет на левую руку и щелкнул замком. Андерс всегда снимал перед работой часы, да и все они снимали – слишком часто приходилось мыть руки, натягивать и стаскивать резиновые перчатки.

– Что с тобой? За тобой будто собаки гнались.

Андерс положил руку Марине на плечо и вдруг начал трясти ее, сначала тихонько, потом все сильнее.

– Мисс, – повторял он, словно они не были знакомы давным-давно. – Мисс…

Марина открыла глаза. За плечо ее тряс мужчина в костюме, а стюардесса заглядывала в лицо. Прямо перед глазами у Марины повисли ее губы, густо намазанные омерзительной коричневато-розовой помадой.

– Мисс?..

– Извините, – пробормотала она.

– Вам, наверное, что-то приснилось. – Стюардесса выпрямилась.

Теперь Марина видела ее целиком. Во сколько же приходится вставать, чтобы успеть так наштукатуриться?

– Вам принести воды?

Марина кивнула. Когда имеешь дело с лариамом, не сразу и разберешь, где сон, а где явь. «Фогель», Андерс, лаборатория – все это было понятное, знакомое. А вот самолет относился скорее к области кошмаров.

– Я и сам не люблю летать, – заметил мужчина в костюме и приподнял стакан с «Кровавой Мэри». – Это вроде анестезии.

– Нет-нет, я не боюсь, – возразила Марина.

Что же она все-таки собиралась сказать Андерсу?

– Как-то не похоже, – заявил мужчина.

Испугался он за нее, или скучал в полете, или некстати решил завести веселый разговор, или это просто был типичный житель Среднего Запада – душа нараспашку, было непонятно. Сейчас Марине вообще было мало что понятно. Она взяла с подноса стюардессы стакан с водой и осушила одним глотком.

– Мне снятся страшные сны, – сообщила Марина и добавила: – В самолетах. Я постараюсь больше не спать.

Мужчина скептически покосился на нее. В конце концов, они ведь соседи, хоть и поневоле.

– Ну а если все-таки заснете, будить вас или нет?

Марина задумалась. И то и другое было неприятно. Ей вовсе не хотелось кричать во сне; но не хотелось и снова почувствовать на своем плече чужую руку. Однако предаваться одному из самых интимных человеческих занятий – спать – рядом с незнакомцем, да еще и дергаясь и вопя… нет, это невозможно.

– Не будите, – сказала Марина и поскорее отвернулась.

Да, точно, она собиралась рассказать Андерсу о докторе Свенсон. Забавно – подсознание пыталось переписать прошлое. Марине и в голову не приходило рассказывать Андерсу о случившемся, пока тот был жив, а теперь вот позарез понадобилось. Внутри у нее словно заворочался, пробуждаясь, великан – долгие годы спавшее чувство вины. Разве не логично, что вина будит вину? Когда-то давно у Марины Сингх случилась профессиональная неудача, и тогда она ушла из акушерства и гинекологии. Она никогда не рассказывала о произошедшем ни матери – та думала, что дочка сменила специализацию под влиянием некоего странного каприза, ни мистеру Фоксу – тот знал Марину лишь как фармаколога. С людьми, знавшими подробности инцидента, – Джошем Су и тогдашними друзьями – она постепенно перестала общаться. Как и с доктором Свенсон. Невероятным усилием воли Марина запретила себе прокручивать эту историю в голове, снова и снова изучать ее, как карту сражения, выискивая, где она могла бы тогда поступить иначе.

Марина Сингх была старшим ординатором, а доктор Свенсон штатным врачом. В ту самую ночь, или, как говорилось потом на наблюдательном совете, «в упомянутую ночь», она работала в окружной больнице Балтимора. Ночь выдалась хлопотная, но бывало и хуже. После двенадцати привезли женщину, у которой уже три часа продолжались схватки. Рожала она в третий раз и в больницу решила не торопиться.

– Как вы себя чувствуете? – спросила стюардесса.

– Все в порядке, – ответила Марина, изо всех сил стараясь не закрывать покрасневшие глаза.

– Вы не смущайтесь. Ваш милый сосед разбудил вас вовремя.

Милый сосед улыбнулся Марине. В его улыбке сквозила слабая надежда получить вознаграждение за благородный поступок.

– Не все такие заботливые, – продолжала стюардесса. Она не торопилась уйти. В бизнес-классе людей мало и делать особенно нечего. – Бывает, пассажир храпит или кричит, а соседям наплевать – не станут его будить, пока слышно не станет даже в хвостовом туалете.

– Все уже в порядке, – повторила Марина и отвернулась к окну. Ей захотелось поискать свободное место где-нибудь возле хвостового туалета.

Так что же все-таки случилось той ночью? Как отделить правду от позднейших наслоений? Вместо того чтобы долго и мучительно рассказывать самой себе эту историю, Марина попыталась в нее вернуться. Пациентка была двадцативосьмилетняя афроамериканка. Высокая, широкоплечая, с огромным животом. Выпрямленные волосы зачесаны назад. Удивительно, но Марина до сих пор помнила, до чего славной была эта женщина. Если она и боялась родов, то никак этого не показывала. В перерывах между схватками, а иногда и во время них, она рассказывала о других своих детях – двух девочках, у которых теперь появится брат. Марина сообщила доктору Свенсон на пейджер, что схватки идут каждые четыре минуты, но родовой канал пока не расширился; сердцебиение плода нестабильное; если ситуация не исправится, потребуется кесарево.