Энн Пэтчетт - Предчувствие чуда

– Я потеряла вас, – наконец сказала Марина.

– Потерять меня вы никак не могли, – парировала доктор Свенсон. – Пасха знал, куда мы идем.

– Но я-то не знала, что он в курсе ваших планов.

Доктор Свенсон нацепила на нос очки в полуоправе и погрузилась в изучение меню.

– Не сомневаюсь, что вы быстро догадались. Этот ресторан расположен дальше других от оперы, и театральная публика сюда не добирается. Здесь я всегда могу рассчитывать на свободный столик.

Марина подвинула стул и села рядом с Пасхой, напротив старшей коллеги. В ногах пульсировала боль – кровь наконец-то отхлынула от ступней. Марина решила, что надо уметь радоваться мелочам: есть на что присесть, есть с кем поговорить – и на том спасибо.

Досконально изучив всю представленную в меню информацию, доктор Свенсон отложила его в сторону. Теперь она точно знала, что закажет на ужин, и была готова начать разговор.

– Позвольте мне быть с вами откровенной, доктор Сингх, – заявила она, убирая очки в подбитый шелком очечник. – Это сэкономит нам обеим время. Вам не следовало приезжать сюда. Надо как-то убедить мистера Фокса, что непрерывный надзор не приближает нас к цели. Займитесь этим, когда прилетите домой. Передайте ему, что у меня все хорошо. Пусть он делает свои дела и оставит меня в покое.

К столику подошел официант, и доктор Свенсон на ломаном португальском заказала еду для себя и ребенка. Когда официант повернулся к Марине, та попросила бокал вина. Доктор Свенсон добавила вино к своему заказу.

– Я рада, что у вас все хорошо, – начала Марина. – И да, вы правы, мне поручено выяснить, как движется проект. Но это лишь одна из причин, почему я здесь. Я была близко знакома с доктором Экманом, дружу с его женой. Ей важно знать обстоятельства его смерти.

– Он умер от лихорадки.

Марина кивнула:

– Вы написали об этом, но мне нужно знать больше подробностей, чтобы Карен могла объяснить детям Андерса, что случилось с их отцом.

Пасха смирно сидел за столом, не ерзал и не вертелся. Его ноги немного не доставали до пола. Мальчик отщипывал от хлеба аккуратные кусочки и медленно пережевывал. Казалось, ожидание его совсем не тяготит, и Марина заподозрила, что дело это для маленького индейца привычное.

– Вы спрашиваете, знаю ли я, что вызвало лихорадку и что это была за разновидность лихорадки? Нет, не знаю. Перечень возможных ответов слишком велик. Для начала надо посмотреть на список его прививок. Я могу также дать вам список антибиотиков, которые не помогли.

– Я спрашиваю у вас не про разновидность лихорадки, – возразила Марина. – Я спрашиваю, что случилось.

Доктор Свенсон вздохнула:

– Это допрос, доктор Сингх?

– Я вас не обвиняю…

Доктор Свенсон досадливо отмахнулась:

– Я вот что вам скажу: мне нравился доктор Экман. Его приезд был неудобным для меня во всех отношениях, но была в вашем коллеге какая-то подкупающая непосредственность. Я видела его искренний интерес к лакаши, к моей работе. Вы с ним дружили, так что и сами знаете его характер. Этот человек обладал выдающейся способностью проявлять интерес ко всему – будь то птицы или уровень эстрогена в образцах крови; он задавал сотни вопросов и самым внимательным образом выслушивал ответы. Он неизменно был мил и вежлив, даже когда я убеждала его уехать – а это я делала постоянно, так и передайте его жене.

Она прервалась, чтобы допить воду; не успел пустой стакан коснуться стола, как услужливый официант снова его наполнил.

– Мистер Фокс идиот, раз послал его сюда. Я в жизни не видела человека, столь плохо приспособленного для жизни в джунглях, а это кое-что да значит. Жара, насекомые, даже деревья наводили на него ужас. Казалось бы, если человек приезжает туда, где ему плохо, где его не хотят видеть, он должен проявить здравый смысл и вовремя уехать. Доктору Экману не хватило здравого смысла. Он твердил мне, что компания требует показать мои записи, ускорить ход исследований, допустить к ним других специалистов, что компания намерена перевести большую часть работ в Миннесоту. При обоюдном согласии сторон весь наш с ним разговор мог бы уложиться в полчаса или час. Но доктор Экман оказался упрямым. Проделав столь долгий путь, он не желал верить мне на слово. Он хотел все увидеть своими глазами, хотел проследить весь ход моей работы, хотел сам открыть для себя племя лакаши. И не хотел, чтобы недуг нарушал его планы.

Из кухни выскочил коротышка в грязном белом фартуке и с двумя тарелками желтого риса в руках. Лежавшие на рисе куски цыпленка – такие же желтые – лоснились жиром и отслаивались от костей. Официант поставил одну тарелку перед доктором Свенсон, другую перед Пасхой. Увидев, что принесли на ужин, тот так и засветился от радости.

– Мы оба изрядно проголодались. А еще он любит курятину, но у нас не получилось выращивать цыплят, – сказала доктор Свенсон и похлопала мальчишку по руке.

Получив разрешение, Пасха взялся за вилку и стал отрывать кусочки мяса, придерживая косточку двумя пальцами. Доктор Свенсон снова похлопала его по руке и показала на нож.

– Хорошими манерами Пасхи мы обязаны доктору Экману. Я, честно признаться, этому значения не придавала. Правила поведения за столом у лакаши существенно отличаются от наших, однако меня они не раздражают. А доктор Экман много занимался с ребенком. Рискну предположить, что он скучал по своим… – она вопросительно взглянула на Марину.

– Сыновьям, – подсказала та. – У него трое сыновей.

Доктор Свенсон кивнула:

– Ну, вот видите. Прежде я об этом не задумывалась, но теперь понимаю, что моя симпатия к доктору Экману несомненно во многом была вызвана его добрым отношением к Пасхе.

Вернулся первый официант и поставил перед Мариной бисквит «Три молока». Та покачала головой. Сейчас она думала о трех мальчишках на диване. О мальчишках, чей слух был так остер, что взрослым приходилось прятаться от них в кладовку и говорить шепотом.

– Я заказала это для вас, – сообщила доктор Свен-сон и взмахом руки отпустила официанта. – Вкусный бисквит. Как раз к вину.

Марина заметила, что Пасха не может оторвать глаз от десерта и разрывается между имеемым и желаемым, между своей тарелкой и ее.

– Сколько Андерс прожил у вас до болезни?

– Трудно сказать, ведь я не знаю, когда именно он заразился. Возможно, подцепил вирус еще в Манаусе. Я не знала доктора Экмана до этого. Возможно, я и не видела его здоровым.

– Видели, – возразила Марина. – Перед отъездом в Бразилию вы встречались с ним в «Фогеле». Он входил в экспертный совет, ведавший финансированием вашего проекта.

Андерс был так уверен, что понравился тогда доктору Свенсон.

Исследовательница кивнула – сейчас она была занята цыпленком.