Энн Пэтчетт - Предчувствие чуда

«Сейчас, не имея возможности общаться с тобой, я следую твоему совету. Ведь ты велел мне ждать и наблюдать. Ты говорил, что я не сумею сразу понять и оценить ситуацию, и был прав, когда послал меня сюда и велел остаться (может, и не велел, но мог так сказать). Смотри, какая я стала покладистая после отъезда! Сейчас мне с трудом верится, что я едва не улетела домой. Мои мучения в Манаусе оказались бы напрасными, и я бы не узнала самого важного, для чего прибыла сюда».

Где-то неподалеку Буди, Нэнси и Марина услышали треск веток, а вскоре увидели двух смеющихся и болтающих молодых женщин – Марина до сих пор ни слова не могла разобрать в языке лакаши. При виде докторов индианки равнодушно кивнули. Потом со стороны реки подошла старуха, держа за руку девочку. Из-за огромного пня появились еще три женщины.

– Можно подумать, что у лакаши есть будильники, – заметила Нэнси, когда все новые и новые женщины стали выходить из кустов и все устремились в одну сторону.

Тропа, по которой они шли, казалась Марине незнакомой, впрочем, тут было сложно сказать наверняка. В джунглях тропы внезапно появлялись в подлеске, а стоило отойти на пару шагов – и их уже не было видно. Марина панически боялась однажды пойти по такой дорожке, а потом потерять ее и сгинуть в чаще. Будь у нее возможность вернуться в прошлое и снова приехать в Бразилию, она привезла бы с собой полный чемодан красной пряжи и привязывала бы кончик нитки к ножке кровати всякий раз, когда отправлялась в джунгли.

– У лакаши есть часы – биологические, – сказала доктор Буди.

Нэнси и Марина засмеялись. Доктор Буди несмело улыбнулась – ей редко удавалось так удачно пошутить.

Марина почти не вспоминала о своих утраченных вещах, но иногда – как, например, сейчас – ей очень хотелось сунуть ноги в настоящую обувь, а не в резиновые шлепанцы. И надеть рубашку с длинными рукавами, чтобы уберечься хотя бы от мелких колючек. И длинные брюки – здешняя трава, если задеть ее под определенным углом, резала ноги, словно бритва. На икрах у Марины вечно блестели красные капельки, словно завлекая бразильскую растительность – налетай, крови на всех хватит! Казалось, они идут уже долго, но расстояние в джунглях определить так же трудно, как и направление. Возможно, эта тропа (если это была тропа) отличалась от других лишь обилием попадавшихся на ней упавших деревьев, через которые то и дело приходилось перебираться, и загадочных крохотных топей, заметить которые было невозможно, пока не увязнешь. Возможно, идти им было пару кварталов, и дорога казалась длинной лишь из-за обилия препятствий. Марина провела ладонью по шее и нащупала чей-то жесткий панцирь. Она уже давно научилась стряхивать с себя таких пассажиров, а не прихлопывать их – прихлопывание приводило лишь к тому, что содержимое насекомого, уже, без сомнения, запустившего в тебя жало, хоботок или чем там наградила его природа, незамедлительно оказывалось в твоей кровеносной системе.

Лакаши пели. Нет, не пели. Просто голоса множества одновременно говорящих индианок сливались – будто хор мальчиков читал отрывок из Торы на бармицве.

– Вы понимаете, о чем они говорят? – спросила Марина.

Нэнси покачала головой:

– Только отдельные слова, и то не уверена. У нас тут жил лингвист, ученик Ноама Хомского. Он утверждал, что язык лакаши не очень сложный и даже не особо интересный и что у всех наречий в этом регионе Амазонии единая грамматическая основа и различаются они лишь словарным составом; значит, племена восходят к единому народу, который когда-то давно разделился. Тогда мне даже захотелось, чтобы наш язык не был таким распространенным, чтобы мы берегли его, сохраняли неизменным. Лингвист составил несколько таблиц с фонетическими расшифровками, чтобы мы могли хоть немного объясняться с лакаши.

– У Томаса это хорошо получается, – добавила доктор Буди и вдруг подняла руку.

Они остановились и подождали, пока через тропу переползет на коротких лапах громадная зеленая ящерица. Чешуя на ее груди напоминала кольчугу.

– Не могу определить вид, – пробормотала доктор Буди, внимательно рассматривая пресмыкающееся.

Нэнси тоже склонилась над ящерицей и как будто почти ее опознала, но потом покачала головой:

– Я тоже не могу.

Минут через двадцать после встречи с ящерицей перед ними открылась поляна, точнее, не поляна – роща, область леса, негусто заросшая деревьями, похожими друг на друга, как близнецы. Землю здесь не покрывал буйный кустарник, мохнатые лианы не опутывали стволы, ничто не закрывало гладкую ровную кору. Солнечный свет без труда проникал сквозь бледно-зеленые овальные листья и огромными пятнами ложился на редкую траву.

– Как красиво, – восхитилась Марина, запрокидывая голову. – Такое солнце, такая приятная листва. Господи, почему они тут не живут?

– Слишком далеко от воды, – пояснила доктор Буди, взглянула на часы и записала время.

Женщины лакаши, около десятка, уже были здесь. Марина уже знала многих в лицо, хоть и не могла воспроизводить трели, означавшие их имена. Через несколько минут пришли еще две дюжины индианок и встали у деревьев. Кора была ярко-желтой, стволы – по десять-двадцать дюймов в обхвате. Буднично, без церемоний и, похоже, без каких-либо раздумий, женщины выбирали деревья потолще, уже обкусанные, но не трогали мелкую поросль. Прижавшись к стволам, как к партнерам по вальсу, они разевали рты и скребли зубами кору. Утро выдалось на диво тихое, и Марина явственно слышала звук, производимый множеством челюстей.

Подтянулись несколько отставших и остановились, приветствуя соплеменниц. Те на миг прервали свое занятие, чтобы поздороваться в ответ. Две индианки, которым требовалось обсудить что-то важное, встали у одного дерева; издали казалось, будто они целуются. Детей оставили в центре поляны; старшие присматривали за расползавшимися малышами. Одна из старух подвела к дереву девочку лет тринадцати; остальные женщины повернулись к ним и замерли. Девочка неловко повернула голову, не зная, как лучше подступиться к коре. Женщины залопотали и застучали ладонями по своим стволам – деревья и лакаши словно аплодировали вместе. Тонкие ветки задрожали, зашелестели листья. Девочка, растрепанная со сна, с полурасплетшейся косой, растерялась от такого внимания. Наконец она осторожно приникла ртом к коре. Убедившись, что новопосвященная все делает правильно, лакаши вернулись к своему занятию. Девицы на выданье и почтенные матроны – все усердно, без радости и без отвращения грызли кору. Удивительное действо кусания дерева для них было совершенно обыденным.

– Это важный момент в жизни девочки, – сказала Марине доктор Буди. – У нее только что закончился первый менструальный цикл. Ритуалы у лакаши короткие, без сантиментов. Вам повезло, вы в первый же день оказались свидетельницей такого события.