Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник litres]

– Ага!

– С ума сойти!

Башмаков рассказывал ей о своих студенческих проказах, о работе в «Альдебаране» («Да, и мы на космос погорбатились! Да-а…»), о Дашкиных художествах, а Марина повествовала о трудной жизни нынешнего студента («Разве ж это стипендия?!»), об общежитии, где опять отключили отопление, жаловалась на своего жениха – тот уехал на заработки в Германию и совсем перестал писать.

– Наверное, нашел себе какую-нибудь фрейлейн! – вздыхала девушка. – А меня забыл…

– Ну что вы, Мариночка, разве можно вас забыть! – проникновенно утешал Олег Трудович и осторожно накрывал ладонью девичьи пальчики.

Руку девушка не убирала и смотрела на Башмакова с сочувственным интересом. Собственно, именно тогда он впервые смутно понял то, что окончательно осознал позже, встретившись с Ветой: в нем, стареющем неудачнике, оказывается, есть нечто привлекательное для юных, малоопытных женщин. Только ни в коем случае нельзя активничать – это нарушает прелесть мужской беспомощности. Тогда, с Мариной, он этого еще до конца не понимал, энергично успокаивал девушку и даже, после совместно распитой бутылки сухого вина, рассказывал про то, как по форме бюста можно определить женский характер.

Марина твердо объявила: да, Башмаков ей нравится, несмотря на разницу в возрасте, но она все еще любит своего непутевого жениха, будет его ждать, будет ему верна вопреки всему, и Олег Трудович должен понять (если она ему действительно нравится!), что не может быть речи ни о каком промеж них сексе, кроме разве орального…

– Подержите, пожалуйста, очки!

Наблюдая сверху, как усердничает Марина, и ласково поглаживая ее подрагивающие рыжие завитушки, Башмаков некоторое время грустно размышлял о том, насколько поразительно со времен его молодости переменились способы сохранения женской верности. Потом, конечно, мысли смешались, дыхание остановилось, и он чуть не сломал, сжав в потном кулаке, ее очки.

Сбор подписей продолжался, но не так споро, как хотелось. Во-первых, сборщики главного докукинского конкурента, бывшего узника совести, получившего в свое время четыре года за содержание домашнего борделя, выдавали избирателям не жалкую жвачку, но полноценные плитки шоколада с портретом кандидата на обертке. Вовторых, у студентов начались каникулы, и они попросту разбежались. Собираемость резко упала, и только трудолюбивая Марина ежедневно выполняла двойную норму.

– Знаешь, что я решила? – на третий или четвертый раз сказала она, надевая очки.

– Что?

– Если до конца недели он не позвонит, я ему изменю. Я, в конце концов, тоже не железная… Я стану твоей любовницей. Ты этого хочешь?

– Конечно!

– Но ты должен мне снять квартиру.

– Нет вопросов! – ответил Башмаков таким тоном, будто всю жизнь только тем и занимался, что снимал квартиры юным любовницам.

– Слушай, мне тут куртку кожаную предложили. Почти задаром. Ты не можешь мне заплатить авансом?.. Я отработаю.

– Нет проблем! – кивнул Олег Трудович и открыл сейф.

Докукин, появляясь каждый вечер со свитой, становился истеричнее день ото дня:

– Не успеваем!

– А что я с этими студентами могу сделать? – оправдывался Башмаков. – Если бы комсомол был…

– Какой комсомол? Олег, мы живем при капитализме! Найми других, по двойной таксе!

– А деньги? – Башмаков кивнул на почти опустевший сейф.

– Как у нас с налом? – спросил Докукин.

– Плохо, – ответила свита.

– Надо что-нибудь придумать…

Но придумывать ничего не пришлось. Следующим вечером, когда Башмаков в радостном ожидании Марины намазывал бутерброды, в штаб зашел юркий молодой человек и отрекомендовался представителем Фонда избирательных технологий «Вокс попули». Он проявил полную осведомленность в тех трудностях, с которыми столкнулся штаб кандидата Докукина, и предложил собрать недостающие подписи за два дня.

– Так быстро?

– Это наше «ноу-хау», – значительно ответил незнакомец, грустно глядя в глаза Башмакову. – А стоить вам это будет в два раза дешевле!

На слове «вам» он сделал особенное ударение, и Олег Трудович, не раздумывая, согласился, потому что сэкономленных денег как раз хватило бы на то, чтобы на три месяца снять Марине однокомнатную квартиру. А там поглядим… У помощника депутата большие возможности! Незнакомец сдержал слово: через два дня он принес идеально заполненные подписные листы. Башмаков расплатился и радостно доложил Докукину, что подписи собраны – можно регистрироваться. После этого он стал звонить по объявлениям, подбирая Марине квартиру, и нашел довольно быстро, около метро и сравнительно недалеко от собственного дома, что позволяло получать максимум удовольствия при минимальном нарушении семейного режима. Он уже успел внести плату за три месяца и отдать Марине ключи, когда разразилась катастрофа. Избирательная комиссия забраковала подписи, собранные «Вокс попули». Выяснилось: в списках значились в основном покойники и люди, никогда не жившие по указанным адресам. Короче, Докукина не зарегистрировали кандидатом. А юркий молодой человек, как потом раскопали, работал в команде узника совести, и та подлость, которую он совершил по отношению к Башмакову, на языке избирательных технологий называлась благородным словом – «спецмероприятие».

– Грохнуть тебя за такое мало! – орал разъяренный Докукин. – Говорю тебе это как коммунист коммунисту!

А свита несостоявшихся помощников чуть не избила бедного Олега Трудовича. В довершение всего позвонила Марина и радостно сообщила, что неожиданно из Германии с кучей подарков вернулся ее жених, и они уже даже заявку успели в загс подать. Потом она принялась благодарить за снятую квартиру, мол, на первых порах семейной жизни это им чрезвычайно кстати.

– Это тебе мой подарок к свадьбе! – содрогаясь от великодушия, буркнул Башмаков.

Возвращаясь домой, придавленный всеми этими событиями, Олег Трудович на лестничной площадке столкнулся с Анатоличем, выносившим мусорное ведро.

– Ну, ты уже депутат? – поинтересовался он.

– Я разочаровался в политике.

– Вот и хорошо. Политика, Трудыч, дело грязное. Руки вроде чистые, а душа – в дерьме. Лучше, когда наоборот. – И бывший полковник показал ему свою ладонь, темную от въевшегося машинного масла.

– Учту.

– Чем теперь займешься?

– Не знаю.

– Иди к нам, на стоянку! У нас как раз место освободилось. Хозяин просил кого-нибудь подобрать. Будем вместе стеречь. Пойдешь?

– Пойду, – пожал плечами Башмаков.

На следующий день Анатолич поднял его в семь утра, и они пошли.

Хозяин приехал после обеда. В ворота вполз «Крайслер» с затемненными стеклами. Дверь открылась, и показалась сначала коротенькая ножка в лакированном ботинке, потом огромный живот, обтянутый белой рубашкой, и наконец лысая голова с усами.