Юрий Поляков - Красный телефон [сборник]

– Ничего не понимаю, – пожал плечами Гена, полистав книжку.

– А ничего и не надо понимать, – объяснил я. – Эти ребята просто заметили, что под непонятное лохи легче дают деньги. Чем заковыристее, тем вероятнее, что кто-нибудь раскошелится. Я сам однажды сдуру отвалил десять тысяч за перевод Бродского на узелковое письмо. Видел, у меня в кабинете висит хреновина вроде перепутанного мотка лески?

– Видел.

– Бродский… «Письма с Понта»!

– Смешно сказал. А ты думаешь, Оленька в этом что-нибудь понимает? – Гена показал на книжку.

– Это тоже не важно. Женщина, перед сном читающая про инверсию двоичного противопоставления, в сексуальном смысле гораздо завлекательнее, чем читающая Маринину. Разве не так?

– Я об этом не думал. Мы вчера не очень шумели?

– А вы шумели?

Гена был счастлив. С помощью плавания, секса и продолжительного сна на чистом морском воздухе он собирался выдавить накопившуюся за год смертельную усталость и отдохнуть от строгого ошейника Галины Дорофеевны. Иногда под настроение Аристов вспоминал какую-нибудь смешную историю из своей богатой летной практики. Или, сосредоточившись, пытался наговаривать в диктофон инструкции для оставшихся в Москве курсантов.

Катерина, которую, вероятно, за ее стервозность Господь наградил месячными, протекавшими примерно так же, как тропическая лихорадка, только изредка, закутанная в халат, выходила из номера. Поглядев на солнышко, она говорила:

– Зайчуган, в баре сидят две миленькие мулаточки – давай я тебя с ними познакомлю!

– Спасибо за заботу, кровоточивая жена моя! Если мне приспичит, сам познакомлюсь, – ответствовал я, ненавидя ее. – Иди в номер. Приехала болеть – болей!

– Будь осторожен, милый, ты тоже можешь заболеть!

Дело в том, что я сгораю на солнце мгновенно. Это случилось на второй же день и, понятно, настроения мне не улучшило. Плечи и живот стали малиновыми, кожу пекло, а по телу пробегал озноб. Но я крепился.

– Повезло тебе с Катькой! Это ж надо, сама предлагает с девушками познакомить! Вот какой должна быть идеальная жена! – вздохнул Гена, глядя вслед покорно уходящей Катерине.

– Давай меняться! – предложил я. – Будет у тебя такая жена.

– Какая жена? – уточнила Оленька.

Она только что вышла из бассейна. Ее влажная, уже начавшая смуглеть кожа искрилась на солнце бесчисленными каплями воды. Тугой купальник был почти прозрачен, и соски напоминали прижатые к стеклу раскрасневшиеся от любопытства детские носики.

– Какая? С такими ногами, как у тебя! – польстил я.

Гене мои слова явно не понравились. Он, несмотря на свою непроходимость мимо симпатичных девушек, был по-своему старомодно целомудрен: жена или подруга товарища являлись для него абсолютным табу. Рассказы о том, что некоторые наши общие знакомые, приезжая на отдых, меняются в первую же ночь женами, как часами, вызывали у него возмущение. И я, памятуя о его дружбе с председателем правления «АЛКО-банка», зарекся отпускать Оленьке даже самые невинные комплименты.

– А где Катя? – спросила девушка.

– Ты же знаешь, что у нее контракт с «Проктер энд Гембл» и она приехала сюда исключительно чтобы испытывать прокладки! – ответил я.

– Фу! Павлик!! Я пойду ее проведаю… О’кей, папочка? – Она поцеловала Гену в макушку.

– Конечно, сходи, – разрешил папочка.

Девушка накинула халат и, собирая мечтательные взгляды разлегшихся в шезлонгах импортных мужиков, пошла в отель.

– Все-таки хорошо, что мы не поселились в «Поющей раковине»! – вздохнул я. – Там полно москвичей. А ведь как это прекрасно – не пить! Алкоголь – никакой не отдых. Это тяжелый и неблагодарный труд. А хочется лени. Сладкой и грустной лени. Вообще, русская лень – лучшее, что есть на свете!

– Ерунда, – возразил Гена. – Лучшее на свете – это кубинская лень! Вот кубинцы – это настоящие лентяи. Мы по сравнению с ними трудоголики. Им бы только петь, плясать и трахаться. Как Фидель заставляет их убирать сахарный тростник – ума не приложу!

– Я думаю, он выступает перед ними по шесть часов – и они, чтобы только его больше не слушать, готовы на все.

– Смешно сказал.

– А ты видел Фиделя?

– Как тебя. Это еще до отряда космонавтов было. Мы передавали им наши МИГи. Федька обожает авиацию и большой специалист по части женских задниц.

– Тогда вам было о чем поговорить. Он не приглашал тебя в советники?

– По авиации?

– По женским задницам.

– Смешно сказал. Нет, не приглашал, но он познакомил меня с Марией-Терезой. Она у них вроде нашей Аллы Пугачевой, только еще крепкая – выступает без лифчика и с ниточкой вместо трусиков… Выступала…

– Ну и как?

– Ощущение, словно садишься без шасси на фюзеляж. Она мне потом два раза писала в Центр… Домашний адрес, как ты понимаешь, я не оставил. Мы даже в Москве, когда у нее были гастроли, встречались. В гостинице «Россия». Дежурная по этажу вызвала милицию. Думала, в номере женщину режут…

– Слушай, а это не из-за нее Хрущев с Фиделем поссорились?

– Из-за нее. Ну, не поссорились… Просто наш посол Николаев был на концерте в варьете, а потом выпил на приеме и стал говорить ей комплименты, сравнивать с Любовью Орловой и все такое. Федька услышал и вечером прислал Марию в резиденцию, вроде подарка. Знаешь, как грузины шампанское – от нашего столика к вашему… Посол, сталинский еще сокол, сделал вид, что ничего не понял. Ну, она для ясности и разделась прямо в кабинете. Николаев, баран, решил, что это провокация, что Федька переметнулся к американцам, и приказал охране ее вытолкать. Для бородатого это было страшным личным оскорблением: он же из лучших чувств… А американцы к нему в самом деле в ту пору на мягких лапах подбирались… Срочно послали на Кубу известного зализывателя конфликтов Микояна, но даже он не смог убедить Федьку, что посол уже давно импотент… Николаеву однажды ночью в самый интересный момент Сталин позвонил, чтобы уточнить, в каком году Талейран начал писать свои мемуары… Ну, он со страху и сник навсегда. Пришлось, чтобы замять конфликт, срочно Николаева отзывать и оказывать Острову свободы военную помощь. Тогда-то я в первый раз и погнал туда МИГи. А теперь я знаешь что думаю? Федька нарочно дурочку валял, чтобы нас на помощь расколоть… Гениальный мужик!

– А правда, что Федька – еврей?

– Не исключено. Иначе на хрена ему было революцию делать? Парень из богатой семьи, высокий, красивый, хрен до подбородка – отличные перспективы…

Увлекательный наш разговор был прерван самым отвратительным образом:

– Как приятно услышать в этой драной Америке родную речь!

Над нашими головами приветственно навис здоровенный мускулистый мужик вызывающе отечественной наружности. А нежный морской воздух вокруг тяжко загустел от многодневного перегара.