Павел Костюк - Красный Яр. Это моя земля

Фанпарк «Бобровый лог»:

Красноярск, ул. Сибирская, 92

log — файл с записями о событиях в хронологическом порядке, простейшее средство обеспечения журналирования.

Если бы я тебя не боялась, мама, я бы стала ветеринаром. Ходила по навозу в сапогах выше колена и принимала роды у коров и лошадей. Но я тебя боялась, мама. Твоего презрения, твоего сопрано. Ты морщила нос, как будто от меня дурно пахло. И высоко, тонко говорила: «Что? Отойди от меня! Ветеринаром, фу! Кому ты будешь нужна? Ветеринаром она! Программистом сначала стань, банкиром! А потом хоть дворником, мне плевать».

Так я стала программистом, сисадмином. С первого курса, как и все наши, пошла работать, куда взяли. В спортмаг, где наверху — сноуборды, коньки, лыжи — люди, движение, краски жизни. Внизу — склады, сумрак, дно, коробки. А в сумраке и коробках — я. Черный экран и светящиеся буквы. Читала bashorg? То-то! Все мои будни программирования — там.

У меня никогда ни разу не было парня. Пока все наши девочки держали осанку и примеряли лифчики пуш-апы, я — юная сестра Квазимодо — колдовала над кабелями, как над веревками церковных колоколов. Не кобелями, мама. Кабелями. Нет, это не одно и то же. Нет, мам.

Второй наш сисадмин, Мишка, однажды, крепко так напившись, приобнял меня за плечи и спрашивает: «Антонова, а ты когда-нибудь целовалась с парнями?» А я ему: «Нет, никогда». А он мне: «И я никогда, давай целоваться?» И мы стали. Потом до меня дошло, что он сказал «с парнями». А я-то дура, повелась. Но все уже. У него был прокуренный язык, и он не чистил зубы. В темноте-то в серверной не видно, чистил или нет. А от табака перегар горький… кто пробовал, знает. Но это такое — не девственность, конечно, но хоть что-то. Кому скажи, что я впервые поцеловалась с парнем в восемнадцать лет.

Поэтому я начала пить алкоголь, мама. Сначала вино, пиво. Потом чего покрепче, коктейли. Научилась готовить Кровавую Мэри, разбираться в водке. А ты знаешь, например, что с сельдереем и чили вкуснее, чем с табаско? Я вот знаю.

Через год прокуренных поцелуев Мишка бросил сигареты и увлекся сноубордом. А я — пить не бросила, но. Целоваться с ним стало слаще, хотя дальше поцелуев дело не зашло. В темноте мы много — того, а на свету — никогда.

— Ты это, Антонова, не говори никому, ладно? Я же это, по дружбе, ну.

— Конечно, Миш. No problem.

Кто учил тебя русскому, Миш?

Мои октябрьские девятнадцать по традиции отмечали в баре. Не Oktoberfest, но тоже ничего. Дверь — в краске. Лица — в масках. Знакомые стены. На стенах — галереи шедевров, созданных под наплывом чувств. Это ведь руины-бар Вписка. И я в день рождения всегда в руинах. Надо цементировать, и Батя поможет.

Батя — черная, на вьетнамском дереве настойка. Подается в стопке. Точнее, в двух. В одной настойка, в другой вода. Подходишь к Фикусу — его тоже зовут Батя — чокаешься с ним, доверяешь сокровенное, потом воду — в Фикус, настойку — в себя. Поговорили, полегчало. А Батя не проболтается. Надега.

Столы сдвинуты кучно, мы тоже. Развалились и расселись полукругом. А перед нами Мишка — исполняет сноубордический моноспектакль. Мне — мерзлячке — его страсти непостижимы. Он рассказывает логично, стройно, хоть экипируйся и беги. Слушаю, не отрывая взгляда. Ясно же, что инфа не пригодится, но не все же с ним целоваться в темноте.

— На лыжах проще.

Ну конечно, Миш, ну конечно.

— Поедешь с учебного склона через несколько минут после старта. Четыре точки опоры: две лыжи — две палки.

Конечно, конечно, Миш, ты, главное, говори, говори.

Встал, как борец сумо. По очереди поднимая левую и правую ногу, зависая над полом.

Ах, какая у тебя стойка, Миш…

— Весь корпус — в сторону движения. Вщелкиваешься в крепления — вот так. При падении лыжи отстегиваются. В гору можно спокойно на палках.

— Сплошные плюсы, да? А минусы есть?

— Ботинки жутко неудобные.

— Точняк! — в тон Мишке отвечает Тоня. Вытянула из-под стола тонкую ножку в легинсах. Потянула по-балетному носок. — Я эти пыточные испанские сапоги снимаю на каждом перерыве. А ведь некоторые умудряются весь день в них…

Тоня — это девушка Миши. Познакомились в Бобровке под первый снег. Думаешь, почему он курить бросил. И почему мне никому нельзя говорить о поцелуях в темноте.

— С бордом — наоборот.

Продолжай, еще, еще.

— Боты мягкие и удобные — валенки. Но при катании — другое равновесие. Первые дни реально убиваешься. Пару раз на скорости поймаешь передний кант — запомнишь навсегда. Новички экипируются — шлем, локти, колени… Сверхболезненное начало!

Сверхболезненное! Как скажешь, Миш…

— И выщелкиваться из креплений надо обязательно с помощью рук. Все заварушки на подъемниках из-за сноубордистов. Зато прогресс в освоении техники стремительный.

— Факт! — и снова эта ножка в легинсах.

— За сезон можно круто освоиться. На наших высотах кайф от борда получить легче, чем от лыж…

— Кста-а-ати! Антонова! А Кубок же? Давай из тебя чемпионку сделаем? — Тоня подмигнула Мишке. Я напряглась, взревновала.

— Какой еще Кубок?

Сплю и вижу, кошечка, нас втроем — ты, я и Мишка, ага.

— Антонова, точно, давай! Погнали завтра? Я тебя познакомлю с инструкторами. Тебе мальчика или девочку? А трассы, а подъемники, а раздевалки там какие… — Мишка хитро прищурился.

Не то что серверные, да? Кобель!

Через месяц покатушек в Бобровке Тоня взяла надо мной девочковое шефство: «А ты где живешь? А с кем? А как расслабляешься? А парень есть? Чтооо?! Ты ваще ни-ни?»

Только слегка. Целовалась с твоим. Не в счет.

— Ладно, не дрейфь! Наладим тебе жизнь!

— Может, не надо?

— Надо, Антонова, надо! Тебе кто из парней в магазине нравится?

— А я их, что ли, вижу? Они ж наверху!

— Мда… Ну хорошо. Сначала покажем тебя, а потом выберем из… ну…

— Претендентов на переспать?

— Типа того.

— И?

— И я тебя приглашаю! Скажем… В понедельник на эль и пиво, во вторник — на коктейли, в среду — на вино. Освобождай вечера.

— О! Да! Спасибо, что предупредила! Мои вечера обычно расписаны на месяц вперед.

Шутка.

— Ага, я так и поняла. Готовься! Морально и… в общем, готовься.

В понедельник мне было нечего надеть, и я перемеряла дюжину Тониных платьев. Отвергла декольте, вырезы на спине и те, в которых из-под юбки должны быть видны стринги.

— Ну ты и ханжа, Антонова.

— Я ханжа, да? Щас вообще никуда не пойду!

— Ладно, ладно!

Интересно, как это — переспать именно с Мишкой. Напьюсь — и спрошу.

Выбрала, наконец, платье в пол. Сзади молния — от затылка до пяток, впереди — ткань под горло — как щит. Надела и успокоилась. В этом, говорю, пойду.

— Пояс верности дать? — троллит Тоня.