Хиро Арикава - Хроники странствующего кота

В письмах каждый непременно выражал надежду, что когда-нибудь они встретятся снова. Так продолжалось и в старших классах школы, и в университетские годы. Но чем больше откладывалась эта встреча, тем призрачней становилась ее перспектива.

На День совершеннолетия [16] День совершеннолетия – государственный праздник в Японии, отмечается во второй понедельник января (до 2000 года – 15 января). Совершеннолетними считаются молодые люди, достигшие двадцатилетнего возраста. приехали многие одноклассники Коскэ и Сатору. Некоторые добирались из других префектур. Но Сатору среди них не было. Коскэ не знал, где он отмечал свое двадцатилетие.

Все очень радовались и никак не могли забыть ту встречу, даже начали изредка приезжать в гости.

Для создания Клуба старшеклассников возраст был еще не вполне подходящий, а вот для Клуба учеников младших или средних классов – в самый раз. Все жаждали повспоминать счастливое детство.

В итоге они решили создать Клуб выпускников шестого класса и пригласить туда всех, кто в нем учился. Коскэ стал его секретарем, потому что он остался жить в том городе, где была школа, и мог связаться с теми, кто перебрался в другие префектуры. На встречу решили пригласить всех учеников их шестого класса.

Коскэ сразу подумал о Сатору и послал ему приглашение. И как секретарь клуба, настойчиво попросил его приехать. Сатору позвонил в ответ. Голос у него совершенно не изменился, и они долго болтали, как будто расстались только вчера.

Сатору все говорил и говорил, как будто хотел наверстать упущенное.

– Отлично поболтали! Ну, пока! – сказал он на прощание и повесил трубку. Однако тут же перезвонил: он забыл дать ответ, разумеется, он придет на встречу клуба.

После этого их отношения оживились, они стали встречаться по нескольку раз в году. Сатору жил в Токио, но теперь они были взрослые, и расстояния перестали иметь такое значение, как когда-то.

Сатору после окончания университета остался работать в Токио, Коскэ закончил местный университет и жил и работал там, где родился.

Фотостудию отец передал ему года три назад.

Несмотря на то что Коскэ вырос, они с отцом так и не нашли общего языка, и когда у отца пошатнулось здоровье, тот закрыл ателье и переехал жить в сельскую местность – в пригород. Он был из семьи землевладельцев и имел в собственности несколько земельных участков.

Некоторое время студия простаивала без дела, потом отцу надоело тратить деньги на ее содержание, и он решил избавиться от обузы. Во всяком случае, он неоднократно грозился исполнить свое намерение. И Коскэ каждый раз охватывала грусть.

Он вырос в доме при фотостудии, в окружении фотографий. Отец, обычно вспыльчивый и деспотичный, становился на удивление добрым и терпеливым, когда учил Коскэ фотографировать, и даже дарил ему старые камеры. Коскэ многому у него научился, понял, как правильно делать снимки – во всяком случае, в отцовской манере. Когда он подрос, то стал помогать отцу на съемках.

Только занимаясь фотоделом, они могли общаться друг с другом как отец и сын. Продажа студии означала одно: связывающая их ниточка оборвется и они начнут еще яростней воевать друг с другом.

Этого никак нельзя было допустить. Коскэ посоветовался с женой и обратился к отцу с просьбой передать студию ему, поскольку со службой у него все равно не клеится.

К его вящему удивлению, отец так обрадовался, что едва не расплакался. Коскэ даже подумал, что хоть теперь что-то изменится к лучшему.

– Но это были иллюзии… – со злостью сказал он.

– Вы так и не сумели поладить? – спросил Сатору.

– Наверное, не нужно было мне стараться быть почтительным сыном – при таком властном и эгоистичном отце.

Когда Коскэ открыл свою фотостудию, отец начал вмешиваться и поучать.

Он диктовал Коскэ, как вести дела, как развивать бизнес и вообще руководить процессом. Хуже того, он давал непрошеные советы жене Коскэ.

Например, велел ей поскорее родить наследника, чтобы было кому передать дело. А она не могла забеременеть очень долго. Страшно переживала. Мать попросила отца быть деликатнее и выбирать слова, но его еще сильней понесло – упрямство у него в крови. Наконец им удалось зачать ребенка. Это было в прошлом году. Однако в первом триместре, когда все так неустойчиво, у его жены случился выкидыш… Она и так убивалась, а тут еще отец «утешил»: «Ну ладно, зато мы теперь, по крайней мере, знаем, что ты не бесплодна!» Коскэ был просто в шоке!

(И этот человек – мой отец?! Сколько раз в детстве я задавался одним и тем же вопросом! С того самого дня, когда он пришел проводить Сатору, хотя накануне отказал насчет Хати! С бесстыжими глазами…)

– После того скандала жена вернулась к своим родителям. Бросила меня. Ее родители тоже, разумеется, возмущены. Сколько раз пытался извиниться, они и слушать не хотят. Однако с отца как с гуся вода, он только и сказал: «Современные молодые женщины чересчур чувствительны». Иногда мне хочется, чтобы он умер! – выпалил Коскэ и тут же спохватился: – Прости, что сказал такое.

«А вдруг я унаследовал от отца его бесчувственность?» Эта мысль привела его в ужас.

– Да не переживай ты, – рассмеялся Сатору, – в семьях бывают разные отношения. Я никогда не желал смерти своим родителям. Но если бы у меня были другие, не знаю, что бы я чувствовал… На твоем месте, Коскэ… Не уверен, что смог бы любить такого отца. – Сатору вдруг расхохотался. – Некоторым вообще противопоказано иметь детей. Да и нет никаких гарантий, что дети и родители будут любить друг друга… – (Несколько неожиданное заявление для Сатору, у которого так рано погибли отец и мать.) – Надеюсь, твоя жена скоро вернется.

– Не уверен…

Дело было даже не в том, что ее оскорбил свекор. Ей стал противен муж, который никогда не может дать отпор своему отцу. У Коскэ вошло в привычку молча сносить отцовскую ругань и насмешки. Условный рефлекс, выработанный в детстве. Когда отец оскорбительным тоном предъявлял ему нелепые обвинения, Коскэ терялся, робел и лишь бурчал в ответ что-то невразумительное.

– Неужели он до сих пор позволяет себе такое?

– Сейчас у нас очень мало клиентов. Это прежде здесь были толпы народа, люди устраивали фотосессии по всем торжественным случаям. Времена были другие. Но отец считает, что дело во мне, это я недоумок, не умею работать. Что за мной глаз да глаз. Мол, ему пора снова взять все на себя. И я это глотаю, у меня никогда не хватает духу сказать что-то в ответ.

…А вот я не такой! Если мне что-то не нравится, могу твердо сказать «нет». НЕТ значит НЕТ! Вот такой я кот. И что это за глупая затея – взять меня, чтобы вернуть жену, которая любит котов?! Клянусь своей кошачьей честью, я скажу ему твердое НЕТ!