Али Смит - Весна [litres]

Охранница запевает песню на мотив «Ведь он веселый добрый малый».

Медведь перелез через гору, – поет она. – Медведь перелез через гору. Медведь перелез через гору. Но все это было зазря. Ведь дальше опять были горы, и дальше опять были горы. Ведь дальше опять были горы. И мишка вернулся домой.

Все в кофейном грузовике подпевают, на ходу угадывая слова.

Грузовик въезжает на парковку большого супермаркета.

Мы приехали? – говорит девочка. – Это здесь?

Нет, – говорит Олда.

Не хочу вести себя чересчур, ну знаете, ребячливо, но уже близко? И далеко еще? И долго еще? Ну и другие вопросы такого же плана, – говорит девочка.

Скажите ей, далеко ли и долго ли, – говорит Олде охранница.

Вся недолга и так далеко, как я собираюсь вас обеих подкинуть, – говорит женщине Олда.

Она открывает дверь. Обходит вокруг, открывает пассажирскую дверь и подхватывает выпадающую девочку.

Все они стоят на парковке вокруг кофейного грузовика.

Вот вы, стало быть, и в Инвернессе, мистер Лиз, – говорит Олда. – Вон оттуда ходят автобусы до города, если не хотите идти пешком. Извините, что не могу повезти вас дальше. Не верится, что встретилась с человеком, который снимал эти «Пьесы дня». День удался.

Год, – говорит он. – Десятилетие.

Ну и каковы шансы? – говорит она.

Она смущенно его обнимает. Он смущенно обнимает ее в ответ.

Он прощается с охранницей.

Ну, тогда до свидания, – говорит она.

Он окидывает взглядом девочку.

Кажется, я в долгу перед тобой, – говорит он.

Вообще-то, – говорит она, – если придерживаться традиций, теперь я официально отвечаю за вас всю оставшуюся жизнь. Но лично меня не очень-то заботят некоторые традиции, так что вам повезло.

Повезло встретиться с тобой, – говорит он.

Он достает из кармана ручку из «Холидей Инн».

Я сниму с тебя ответственность, если оставишь это себе, – говорит он.

Но она уже ушла – навстречу будущему.

Они направляются к супермаркету, оставив его позади. Он стоит один на парковке в чужом городе, заброшенный обратно в историю собственной жизни.

На часах над главным входом в супермаркет – 1:33.

Мужчина всматривается в лимоны.

Кожура у лимона рябая, как гусиная или загрубелая кожа.

Тупой конец лимона напоминает сосок на груди, похожей на груди статуй идеальных красавиц в римских музеях, на грудь статуи женщины, руки которой превращаются в веточки, на Вилле Боргезе [49] Вилла Боргезе – римский ландшафтный парк в природной английской манере, разбитый на холме Пинчо в XVII в. .

Изображение женщины-оборотня, – говорит мой отец. – Отлично провожу время. Жалко, тебя нет.

Я старый сексист, – думает он.

Ты и в молодости им был, – говорит его воображаемая дочь. – Весело было, да?

Разве могло быть иначе? – говорит он. – Не жучь меня.

А я и не жучу, – говорит она.

Мы ничего не понимали, – говорит он.

Собака съела твою домашку, – говорит она.

Тихо, – говорит он. – Я занят.

Чем? – говорит она.

Пытаюсь докопаться до лимонности лимона, – говорит он.

Поскольку где-то в этот момент истории о мужчине, который мог умереть, но не умер и вместо этого стоит теперь во фруктовом отделе супермаркета, изучая внешний вид лимонов, выросших где-то, транспортированных откуда-то куда-то, привезенных сюда, выгруженных в эти посудины и теперь продающихся здесь, чтобы их съели, пока они не сгнили, – во всем этом есть мораль.

Но он никак не может до нее докопаться.

Он переводит взгляд с дробных лимонов в бадье на нишу с лимонами, упакованными в желтую пластиковую сетку. Берет один с груды дробных. Держит его в руке, пробует на вес. Подносит к носу. Ничего. Слегка впивается ногтем большого пальца сквозь воск и нюхает снова, и вот он – далекий резкий запах лимона: сладость и вместе с тем горечь.

Зрение, обоняние и осязание – вновь жизненная энергия в стольких органах чувств, всего лишь от близости лимона. Вот что ему надо было почувствовать.

Но перед глазами возникает лимонное деревце, которое подруга бывшей жены подарила бывшей жене на Рождество, ближе к концу, перед тем, как они ушли от него, и это было тщедушное тоненькое растеньице с одним-единственным лимоном размером с кукушку, который выглядел таким огромным, тяжелым и ярким по сравнению с тонкоствольным деревцем, на котором вырос, что плодовитость представлялась даже каким-то уродством.

Когда деревце только прибыло, пахло оно божественно. Потом все его цветки опали, все листья опали, листья отросли опять, снова опали, несколько штук отросли опять. Но это было живучее растение. Оно умерло окончательно только зимой, после того как они ушли и он осознал, что за все эти месяцы ни разу не додумался его полить.

Ну, они ведь растут на жаре, в засушливых странах. Они не должны нуждаться в воде.

Все это не то, о чем он хочет думать.

Он хочет думать: Да! Жизнь! Драйв!

И женщина! Совершенно незнакомая! Обняла его, узнала его! Знала, кто он! Сказала, что день удался! Знала, чем он занимался на свете! Знала его произведения лучше, чем он сам!

Нет.

Деревце без листьев – вот о чем он думает.

Возможно, ощущения были бы другими, если бы эти лимоны не были лимонами из супермаркета? Если бы они были биологически чистыми сицилийскими лимонами с еще не оторванными листиками, а не лимонами массового фабричного производства, выращенными в гигантских теплицах и опрысканными химикатами? Возможно, все было бы по-другому, если бы он находился в самой Сицилии и под теплым небом смотрел на лимон, еще связанный с деревом?

Он думает о загубленном фруктовом деревце – загубленном им самим.

Чем он вообще занимается?

Прежде всего, в данный момент: чем он вообще занимается здесь – в чужой части страны, где люди говорят на своем английском с такими странными чистыми гласными, пока ходят вокруг и мимо, а он спускается с высот после самого низкого падения в своей жизни, и эта яма все еще под ним, замаскированная тонкими увядающими ветками других событий, а еще ниже под всем этим – по-прежнему его умершая подруга, его развалившаяся семья, ее запоротая работа, навсегда загубленное фруктовое деревце, его жизнь – зимняя пустыня?

На часах в супермаркете – 1:34.

У всех над головами в супермаркете крутят песню, призывающую дотянуться до звезд и взобраться на высокие горы.

Ну давай, мистер Спектакль, – говорит его воображаемая дочь. – Так называемый король искусств. Чем ты вообще занимаешься? Что ты делаешь на земле?

Он смотрит на лимон в руке.

Затем он видит за своей рукой, как ее, Бритт – охранницу.

Та носится взад-вперед вдоль стеллажей с фруктами. Он видит, как она выбегает через главный вход и останавливается, а затем снова забегает внутрь и мчится за спинами кассиров и вдоль сканеров.