Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Артур рванул к дому. Франсин успела схватить его за воротник рубашки – крепко, решительно, чтобы наверняка. «Такая уж моя доля», – подумала она. Ей было очень стыдно делать это при Марго, стыдно держать мужа, не давая ему броситься на верную смерть, когда прямо у них на глазах горела синим пламенем вся их жизнь, и думать при этом: «Ну что бы он без меня делал?»

– На сей раз ты идешь с нами.

Мэгги знала Эмму с тех пор, как они обе носили брекеты, но та неуклюжая девчонка, что играла на саксофоне в школьном джаз-банде с энтузиазмом, оправдывающим нелепость инструмента (да и джаза в целом), теперь училась на втором курсе юридического. В гостиной у Эммы толпились однокурсники – одни с кем-то обнимались, другие просто стояли, уверенно подбоченясь. На мини-кухне прозрачные водочные бутылки с матовыми надписями делили столешницу с пластиковыми канистрами «Просто апельсинового». Мэгги могла поклясться, что знает гремевшую из колонок песню, но сосредоточиться и вспомнить имя исполнителя мешали оглушительные уведомления о сообщениях (к стереосистеме был подключен чей-то мобильник).

– Вечно ты приходишь к самому началу, – продолжала Эмма. – А потом испаряешься – типа никто не заметил!

– Неправда! – возмутилась Мэгги.

– Что ж, тогда тем более – сегодня ты идешь с нами.

Мэгги скрипнула зубами и уставилась на оранжевое кольцо жидкости на донышке своего одноразового стаканчика. В другом конце комнаты зубастый парень в модных очках пародировал кого-то, кого Мэгги не знала.

– Здесь куча интересных людей! – добавила Эмма, обводя рукой толпу однокурсников.

Мэгги нахмурилась. Какой-то постановочный кадр, ей-богу: все такие собранные, такие ладные, такие самоуверенные. Ее охватила паранойя. А вдруг эта вечеринка, это сборище будущих финансовых аналитиков и адвокатов организовано специально для нее? Мэгги не могла избавиться от чувства, что подруги устроили этот парад перспективных молодых людей ей в назидание.

– Что ты хочешь этим сказать?

Эмма подняла руки:

– Да ничего, ничего!

Мэгги немного успокоилась. В конце концов, дела ее не так уж плохи: денег на съемную комнату хватает. Чтобы их заработать, она трудилась во благо славных жителей Куинса. А главное, она была сама себе начальник. Обычно это значило, что целыми днями она бегала по мелким поручениям, сидела с детьми или общалась с городскими инстанциями от имени своих испано-, русско- и китайскоговорящих соседей. Что просили – то и делала. Неквалифицированный труд, словом. За пять месяцев Мэгги набрала приличную клиентскую базу, которая состояла главным образом из иммигрантов, считающих американское гражданство полезным навыком. Работа была благодарная, но не слишком высокооплачиваемая. Мэгги всегда немножко голодала.

К ним подкрался тот самый зубастый парень.

– Мы тут Зиглера обсуждаем, – сказал он.

– А, Зиглера! – воскликнула Эмма.

– Кто это? – спросила Мэгги.

– Наш препод. Читает лекции по деликтам.

– Что такое деликт?

– Противоправное действие, влекущее за собой…

– А, ладно. Не важно.

Зубастый обиделся.

– О’кей, – сказал он.

Эмма решила их познакомить:

– Это Мэгги, моя школьная подруга.

– Чем занимаешься? – спросил парень, щурясь.

Недавно Мэгги устроилась к одной полячке на Гимрод-стрит – вести беседы с ее новорожденным сыном. Говорить можно было о чем угодно, лишь бы по-английски. Подразумевалось, что ребенок впитает язык с младых ногтей и вырастет билингвом. Но в первый же день, как только мать младенца вышла из комнаты, Мэгги впала в ступор. За целый час она не выдавила из себя ничего, кроме «Э-эм», «У-ум» и «Хм-м»: сперва ее парализовывали нервы, а затем чувство вины – десять баксов она не заслужила! «Простите, пожалуйста, я не могу взять ваши деньги, – сказала Мэгги полячке. – Но к следующему разу я придумаю, что сказать, обещаю».

От голода она не умирала и, честно говоря, не без удовольствия отказывала себе в возможности есть досыта. Это делало ее немножко святой. Мэгги зарабатывала ровно столько, чтобы иметь такую возможность и без труда отказываться от лишних денег. Она скрупулезно ограничивала себя в тратах и потребляла только необходимое, заслуженное количество пищи. Проблема была в том, что ее тело не видело разницы между сознательным голодом и обычным. Оно, тело, не разделяло ее идеологических взглядов и знало лишь один «голод» – нехватку питательных веществ. Поэтому Мэгги худела. За два года скинула шесть фунтов, что, в общем-то, немало, когда у тебя и так нет ни грамма лишнего веса.

Поначалу легкость в теле и головокружение были ей даже приятны. Мэгги ходила по улицам Риджвуда с умеренным трезвоном в голове, размывавшим границы сознания. А потом ее желудок отрастил когти. Впервые она встревожилась, когда потеряла сознание в облаке из пяти ароматов на заднем дворе «Гонконгского супербуфета»: ноги предательски подкосились, и она упала на асфальт. На первом семестре обучения в Дэнфортском университете Мэгги посещала курс «Азы философии: основы западной мысли». Ее хватило ровно на две недели, после чего она выбрала что-то менее умозрительное. За это время Мэгги успела выучить термин «психофизиологическая проблема», но не его определение. И теперь она решила, что как раз столкнулась с такой психофизиологической проблемой. Тело выдвигало Мэгги свои требования, а та ее часть, что определяла ее как личность, – видимо, «я» – парила в вышине, словно шарик на веревочке.

Эмма помахала рукой у нее перед глазами:

– Мэгги! Брайан задал тебе вопрос.

Если не считать малого веса, Мэгги имела удивительное сходство с покойной матерью: у нее были рыжевато-каштановые вьющиеся волосы Франсин Кляйн Альтер и точно такая же бледная россыпь веснушек на переносице. Но если Мэгги была миниатюрной, то Франсин имела крепкое телосложение (не плотное, не коренастое – крепкое), говорившее о твердости моральных убеждений. От отца, с которым Мэгги не хотела иметь ничего общего, она унаследовала слегка выступающий лоб. Форму их черепу, очевидно, придавали могучие удары мятущегося мозга.

– С ней все нормально? – спросил Брайан.

– Тебе надо поесть, – сказала Эмма. – У меня где-то завалялись кукурузные чипсы…

– Нет, нет, – замахала руками Мэгги. – Я не голодна.

– Точно?

Она кивнула. Подумаешь – легкое головокружение!

– Ага.

– Ну ладно. Что ж… Собирайся. Выходим через десять минут.

– Куда?

– Скоро узнаешь.

Мэгги окинула взглядом комнату. Раз в несколько минут кто-то отделялся от одной группы и переходил в другую, а от той группы в свою очередь непременно отделялся еще кто-нибудь. Состав компаний в гостиной без конца менялся, причем количество участников в каждой компании оставалось прежним: эта социальная термодинамика одновременно завораживала и отталкивала Мэгги.