Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Отчасти то была заслуга очень симпатичного молодого учителя с дипломом по французской литературе, но в большей степени влюбленность объяснялась внезапным осознанием, что Париж – это анти-Дейтон: утонченный, искушенный, интеллигентный. Он часто ей снился. Париж – целый город, посвященный одной-единственной теме! Теме Парижа! Франсин начала отрабатывать перед зеркалом французские лица, каждое из которых принадлежало доселе несознаваемым, но теперь явившим себя личностям: Задумчивый Критик, Осуждающий Наблюдатель, Брошенная Любовница. Она стала одеваться в черное и начала курить. Появление нового интереса замечательно совпало по времени с юношеским максимализмом, вызванным гормональными бурями, и растущей разочарованностью в родителях. Франсин научилась скрывать свое недовольство за умными цитатами («L’enfer, c’est les autres») , вместо того чтобы вступать с родителями в открытые конфликты, как это делала ее младшая сестра.

Франсин снимала маску только рядом с бабушкой – она могла упоенно, в самых немодных и нефранцузских терминах рассказывать той, как любит язык и культуру Франции, гортанное «р», экзистенциальный феминизм… Даже унылые пейзажи со сборщицами колосьев середины XIX столетия каким-то необъяснимым образом запали ей в душу.

– Когда-нибудь, – сказала бабушка Руфь, – ты поедешь в Париж и пришлешь мне оттуда открытку.

Франсин кивнула.

– Непременно, – пообещала она. – Непременно!

В одиннадцатом классе французский у них вела тридцатилетняя Джоанна: у нее был сиплый голос и явные проблемы с границами. Казалось, она всю жизнь ждала наступления 70-х. Джоанна носила гетры и мини-юбки в клеточку, изображая, судя по всему, развратную школьницу; несколько лет спустя ее тихо уволили за растление несовершеннолетних – двое из парней, с которыми она спала, не сумели сохранить это в тайне. Франсин была заворожена умной и искушенной «француженкой». Джоанна готовила свою протеже к заветной поездке в Город Света. Следовало знать правила – но то были разумные, элегантные правила! Не дарить вино к ужину. Не надевать кроссовки на улицу. Каждый день покупать свежий хлеб. Франсин узнала, например, что ни в коем случае нельзя дарить хозяйке дома хризантемы – это символ смерти, и ими принято украшать могилы в День Всех Святых. А сколько еще ей предстояло узнать…

По французскому она, разумеется, получила высший балл и незадолго до выпускного решила, что будет изучать его в Норфолке, в Университете Уэллсли – подальше от дома и матери, которая жила с покойником (причем в прямом смысле этого слова) и потихоньку начинала сходить с ума: устраивала истерики и раздирала себе лицо.

– Ну зачем ты попрешься в такую даль? – однажды спросила ее мать, дрожащими руками поглаживая запекшуюся царапину на щеке. – Ты теперь лесбиянка ?

– Нет, – ответила Франсин сквозь высокий воротник черной водолазки, который натянула до самого носа. – Там очень сильный французский.

– Неужто во всех остальных университетах между Дейтоном и Массачусетсом французский слабый?

– Это один из лучших вузов страны.

– Что же прикажешь делать, пока тебя нет?!

– Бекс еще два года пробудет здесь. И она, кстати, собиралась учиться в Огайо, помнишь?

– Реббека – глупышка. Она несерьезная. Не такая умница, как ты.

Франсин отвернулась:

– Извини.

– Обещай, что купишь себе новые наряды.

– А что не так с моими нарядами?

– Одно черное. Все черное! Почему? У тебя депрессия, что ли?

– Мам…

– Вот именно. Никакой депрессии. – Она вздрогнула, содрав корку с царапины. – Ты не имеешь права на депрессию, ясно? Слышишь меня? Не имеешь права!

Когда бабушка Руфь умерла, казалось, что только Франсин и расстроилась. Она рыдала неделю напролет – никогда еще ей не было так одиноко. Тем временем мама присвоила соседний дом и заговорила о незаконном строительстве перехода между двумя домами – чтобы получился один длинный. Никто не произносил речей, не устраивал поминок. Франсин поручили написать некролог, появившийся позднее на последней странице «Дейтон дейли ньюс»:

16 марта 1971 года, в четверг, на 74 году жизни, скончалась Руфь Кляйн, любимая мать, сестра и бабушка. Смерть наступила от естественных причин. По ней глубоко скорбят сестра, Миртл Кляйн (г. Колумбус), и сын, Дэвид Кляйн, а также его дочери, Франсин и Ребекка Кляйн (г. Дейтон).

– Слишком много запятых, – заявила миссис Кляйн, прочитав текст у нее из-за плеча. – Черт ногу сломит.

В целом Франсин не считала свое детство особо тяжелым или травматичным (сравнивать-то было не с чем), пока спустя несколько лет не начала всерьез изучать психологию. На выбор призвания повлияло, помимо прочего, знакомство со случайно забытой на столе маминой книгой «Игры, в которые играют люди».

Лето после школьного выпускного ознаменовалось двумя важными письмами. Сперва пришел опросник из Уэллсли: они подбирали для Франсин соседку по комнате в общежитии и спрашивали, когда она ложится и встает, где предпочитает готовиться к занятиям – у себя или в библиотеке, любит ли громко слушать музыку. Франсин пришла в растерянность. Как можно заранее узнать, какие привычки у тебя будут в университете? Как описать саму себя, если ты ничего о себе не знаешь? Она успела морально подготовиться, что будет изучать французский язык и культуру на Восточном побережье, но не ожидала, что ее будут учить жизни.

Один вопрос особенно ее беспокоил. Вы курите? Строго говоря, да, Франсин была курильщицей – но не всю жизнь, а только пару лет. Она не курила гораздо дольше, чем курила, и начала делать это только потому, что заинтересовалась французским. Ей было неприятно называть себя курильщицей. Она – франкофил, поэтому и курит. Кроме того, не хватало еще, чтобы мать нашла опросник и принялась третировать ее из-за сигарет. (Миссис Кляйн очень переживала, что табачные токсины могут испортить ее шедевры.) Словом, Франсин ответила «НЕТ». Она не курит.

Второе письмо пришло через месяц – оно было от Мэри Руни, которую университет подобрал ей в соседки.

Дорогая Фрэн (можно так тебя называть?).

Мне не терпится с тобой познакомиться и начать учебу в университете. Думаю, будет здорово. Моя старшая сестра тоже училась в Уэллсли, и ей очень понравилось. Я из городка Бала Синвайд, штат Пенсильвания. Люблю хоккей с мячом, но в универе играть не собираюсь: наверное, времени не будет. У меня такой вопрос: кто из нас привезет стереосистему? Хочу, чтобы у нас в комнате она была. Я могу привезти, если ты не собираешься захватить свою.

С уважением,

Мэри Руни.

Безобидное послание привело Франсин в ярость. Может, сказывались нервы, но соседкин тон ее взбесил, особенно то, как запросто она решила, будто у Франсин есть стереосистема (система у нее действительно была, но все же). Далеко не у каждого есть стерео! Что за бестактность! У многих, например у ее подруги Элли, стерео нет. Да и свою систему Франсин бы не привезла, потому что она была у них с Бекс общая, одна на двоих. Кляйны вполне могли позволить себе две стереосистемы, но очередное бредовое правило миссис Кляйн гласило: каждой вещи строго по одной.