Дина Рубина - Вавилонский район безразмерного города

А уже там и тут вспыхивают радостные вопли мам и бабушек: кто-то уже узнал своего… Свою… Какие же все они одинаковые!

– Ты ее видишь? – тревожно спрашивает меня муж с мечущимся по плацу взглядом…

Я ни черта не вижу! В беретах, в форме – все девочки похожи одна на другую. Сердце колотится, как будто всех их сейчас погрузят на грузовики и отошлют на фронт…

Но вот все выстроились – все четыре подразделения. С огромным трудом отыскиваем свою – с бледным серьезным лицом, вторую справа в третьем ряду в первом подразделении. У всех очень бледные и очень суровые лица. Но собака – черт побери! – собака, кажется, собралась оставаться на плацу на время всей церемонии?! И никого это, кажется, не волнует?! А что же ее идиотские хозяева?!

Начинается церемония присяги. Выходит командующий военной базой, офицеры, военный раввин… взвивается флаг, играет труба… И все время лохматый рыжий пес околачивается там, где ему придет в голову: то уляжется у ног военного раввина, читающего отрывок из Пятикнижия, то подбежит к сапогам командующего, то весело прыгает у ног солдата, вызванного из строя для клятвы.

–   Вот она! – сдавленно говорит муж.

Вызывают к присяге нашу! Сюда ее голос доносится слабо: «Да, командир!.. Клянусь… всем существом… до последней капли… за свою страну!..» Отсюда почти не видно – проклятая собака мельтешит под ногами! – как вручают ей оружие и книгу, как бежит она назад и становится в строй…

Муж как-то странно щурится и отворачивает от меня лицо…

Наконец играют гимн, и – по команде – солдаты с победными криками подбрасывают в воздух береты… Этим заканчивается церемония присяги, и мгновенно толпа штатских с воплями и объятиями смешивается с «зеленью». Вот тут и начинается настоящий пикник. Мамаши и бабушки торопливо разверзают необъятные сумки со «вкусненьким» и «домашненьким»…

Мы в панике бросаемся на поиски своей и с трудом ее отыскиваем – незнакомую, с собранными по уставу на затылке волосами.

Она стоит в окружении солдат и треплет по загривку рыжего пса!

–   Что это за пес, в конце концов?! – кричу я. – Возмутительно, превратил всю торжественную церемонию в балаган! Хозяев оштрафовать, к чертовой матери! Где хозяева?!!

– Мы – хозяева… – улыбаясь, отвечают солдатики. – Это наш пес, здешний… Всех знает, всех встречает-провожает… Он уже стольких солдат к присяге привел! – Наш солдатский пес…

Кончена жизнь – в моем доме появилось ружье. Не в том смысле, что оно должно непременно выстрелить в четвертом акте, а в том смысле, что покоя от него нет, как от недельного младенца.

Ружье выдано солдату Армии Обороны Израиля, а именно моей дочери Еве, в порядке прохождения курса молодого бойца. Она звонит нам с базы, захлебываясь от восторга и гордости:

– Ма, я классно стреляю! Меня командир похвалил! Я знаешь сколько выбиваю!

(Вообще-то, странным образом, у нас в семье все неплохие стрелки. А сын так вообще был лучшим ночным стрелком в роте. Так что я не особо удивляюсь.)

–   Нас учили сегодня разбирать и собирать ружье, и я классно это делаю!

И вот это самое ружье (между прочим, хорошеньких несколько кило) должно находиться при солдате днем, ночью, в ванной, в туалете – куда бы солдат ни подался. Если он в форме. Согласно уставу.

Мы, предки то есть, – безнадежные лапти, – все время обнаруживаем свое невежество и отсталость. Вот на автобусной станции в Иерусалиме мы встречаем ее, отпущенную в увольнительную на субботу. Вот она появляется, с огромным солдатским баулом на плече и с немалым рюкзаком за плечами. Ружье тоже на плече, и этих хрупких плеч явно не хватает для всего багажа, где бы еще взять парочку?

– Дай подержу, – я протягиваю к ружью руку.

В ответ – округлившиеся от возмущения глаза:

– Ты с ума сошла?!

Вообще то, что мы с отцом сошли с ума, мы узнаем теперь с перерывом в несколько минут. Например, вечером в субботу она собралась встретиться с друзьями в баре, в Иерусалиме.

– Господи, неужели я сниму наконец эту зеленую робу и надену человеческую юбку! Но куда спрятать ружье?

– Пусть лежит себе в шкафу, – неосторожно предлагаю я.

– Ты с ума сошла?! А если в дом ворвутся враги?!

– Ну, запри в комнате, а ключ проглоти, – советует отец.

– Папа!!! Ты с ума сошел?! Дверь в комнату выбивается ударом ноги!

Отец вздыхает и замечает, что его служба в Перми, среди снегов и морозов, в казарме на 200 человек была гораздо проще…

Наконец за Евой заезжает прямо со своей военной базы ее друг Шнеур, или, попросту, Шнурик, и наш дом благословляется еще одним ружьем. Сейчас мы уже можем держать против врагов круговую оборону. Сначала оба ответственных стойких солдата, сидя на ковре, осматривают свои ружья (идиллия по-израильски), потом бродят по квартире, раскрывают шкафы и кладовки, придумывают тайники, пытаются просчитать логику врага. Ура, выход найден! Оба ружья-близнеца укладываются на бочок на дно ящика Евиного дивана, заваливаются одеялами и подушками, дверь в комнату запирается на ключ, который прячется в тайнике в кладовке.

И вот уже два радостных штатских обалдуя выскакивают из дому, чтобы успеть на автобус… Через час я слышу в кладовке копошение. Это муж что-то ищет.

– …Куда они запропастили ключ от ее комнаты, не знаешь? Я забыл там фломастеры, а мне до завтра…

– Ты с ума сошел?!! – кричу я.

Последним автобусом ребята возвращаются из Иерусалима. Из своей комнаты мы слышим, как закипает на кухне чайник, и часа полтора еще идет обсуждение достоинств легендарного диджея Габи, того, что столько лет классно давал всем прикурить в «Бочке», но потом пошел в отряд профессиональных спасателей (которыми славится Израиль) и погиб где-то в Бирме при исполнении обязанностей. А нынешний, Джекки… Он – нет, не тянет…

Потом долго разыскивается тот самый ключ в кладовке, при этом роняется с полок все, что спокойно стояло там месяцами… Затем стелется в гостевой комнате постель для Шнурика… Шумит в душе вода… Наконец каждый укладывается, потому что подниматься завтра в половине пятого и тремя автобусами добираться до базы – на другой конец страны, вернее, каждому – в свой конец своей небольшой страны, ибо курс молодого бойца они проходят на разных базах.

Утром гром будильника поднимает меня, отца, нашу собаку, соседей в квартирах под и над нашей…

И только два солдата, два защитника родины, спят по своим углам в обнимку со своими ружьями – сладко, надежно, беспробудно… Как дети.