Фредрик Бакман - Мы против вас [litres]

– Наконец-то! Ну что? Все обдумали? Беретесь за дело? – тут же спросил Ричард Тео.

В кармане у человека по фамилии Цаккель имелся список возможных членов будущей команды, но ответ прозвучал апатично, причем непонятно было, что вызывает у Цаккеля такую апатию – работа или жизнь вообще:

– Когда вы мне звонили, вы предложили мне стать тренером основной команды «Бьорнстад-Хоккея». Но клуб вот-вот обанкротится. А если и не обанкротится, то тренер там уже есть. А если и нет, то вы все равно политик, а не спортивный директор. И если я все правильно понимаю про демократическую систему, то с тем же успехом, что и тренерскую должность, вы можете предлагать мне единорога.

– И все-таки вы здесь, – самоуверенно констатировал Ричард Тео.

– А я люблю единорогов. – Было непонятно, шутит Цаккель или нет.

Тео склонил голову набок:

– Хотите кофе?

– Я не пью кофе. И вообще горячие напитки.

Тео дернулся, словно уклоняясь от метательного ножа. – Вы не пьете КОФЕ? Тогда вам в этом городе придется нелегко!

– Этот город – не исключение.

Тео захихикал, словно закудахтал.

– Интересный вы человек, Цаккель.

– Мне уже говорили.

Тео хлопнул ладонями по столу и бодро встал.

– Мне это нравится! И журналистам понравится тоже! Должность тренера – ваша, спортивного директора «Бьорнстад-Хоккея» – беру на себя. От души надеюсь на наше сотрудничество.

У него был такой вид, словно он сейчас воскликнет: «Дай пять!» Личность по фамилии Цаккель, кажется, не испытывала особого энтузиазма по этому поводу.

– От души надеюсь, что у нас с вами не будет никакого «сотрудничества». Я тут ради хоккея, а не ради политики.

Тео радостно всплеснул руками:

– Ненавижу хоккей, так что забирайте его себе!

Посетитель по фамилии Цаккель упрятал руки в карманы спортивной куртки.

– Для человека, который ненавидит хоккей, у вас чертовски заинтересованный вид.

Глаза Тео от удовольствия превратились в щелочки.

– Это потому, что, когда все бегут в одну сторону, я иду в другую. Так и побеждаю.

Свет в адвокатском бюро не горел, за исключением одного кабинета. Кабинета Миры Андерсон. Ее коллега разлеглась на двух креслах, выискивая в интернете чартерные рейсы.

– Чартер? Ты же не любишь уходить в отпуск, – напомнила ей Мира.

Коллега только потянулась, как кошка, которой читают мораль.

– Не люблю. Но такое тело, Мира… не предъявить его в бикини хотя бы раз в год – просто преступление!

Мира рассмеялась. Господи. Коллеге до сих пор ничего не стоит ее рассмешить. Вот это подруга.

– Скажи, когда закажешь билеты. Я позвоню и предупрежу всю страну, чтобы запирали мужей.

Коллега с серьезным видом кивнула:

– И сыновей. И отцов, если я перепью бренди.

Мира улыбнулась. Потом медленно моргнула и пробормотала:

– Спасибо, что ты здесь…

– У меня дома вай-фай плохой. – Коллега пожала плечами.

Брехня, конечно. Коллега сидела в конторе, потому что знала: Мира не хочет сегодня вечером рано уходить с работы, сидеть в пустом доме и ждать Петера. Коллега не судила, не переливала из пустого в порожнее – просто оставалась в единственном кабинете, где горел свет.

Господи. Вот это подруга.

«Не влюбляйся в хоккейный клуб. Он не ответит тебе взаимностью». Так говорила Петеру Андерсону мать. Она была мягче отца, Петер иногда думал, что отец тоже, наверное, был мягче – до того, как мать заболела. «Не думай, что ты что-то собой представляешь», – говорил отец. Петер не слушал ни ее, ни его.

Он звонил всем знакомым. Всем, с кем когда-то играл. Просил совета, просил денег, просил игрока, чтобы спасти клуб. Все выражали понимание, все сочувствовали, но хоккей живет таблицами. Никто ничего не делает за так.

Зазвонил телефон. Звонил друг детства Фрак, хозяин нескольких продовольственных магазинов и последний настоящий спонсор «Бьорнстад-Хоккея». Дрожащим голосом Фрак проговорил:

– Это же черт знает что такое, Петер. Черт знает, это… они… ну, такое устроили…

– Что? – спросил Петер.

– Ты, главное, детям не показывай. Эти… засранцы эти, они… в сегодняшней местной газете – некролог. Твой.

Петер ничего не ответил. Месседж он понял. Можно сколько угодно твердить себе, что «критика – часть работы» и что «не принимай близко к сердцу». Но человек есть человек. Увидишь свое имя в некрологе – и поневоле примешь близко к сердцу.

– Да наплюй на них… – сделал попытку Фрак, но он и сам понимал, что плюнуть на такое невозможно.

Можно, наверное, спасти хоккейный клуб Бьорнстада, даже если за тебя не все. Но если все – против тебя…

Петер положил трубку. Пора бы домой, но Мая живет в палатке с Аной, а Лео ночует у приятеля. Петер и Мира останутся в доме одни, и Петер знал, что скажет Мира. Она попытается склонить его к капитуляции.

Поэтому Петер завел «вольво» и сел за руль. Прочь из Бьорнстада, по дороге, на максимальной скорости.

В кабинете у Ричарда Тео висело изображение аиста. По образованию Тео был статистиком и знал, что статистические данные – самый простой способ убедить людей в существовании любой причинно-следственной связи. Что высокие цены ведут к болезням, алкоголь – к авариям, бедность – к преступности. А еще он знал, что цифры всегда можно подогнать под нужды политиков.

В одной британской книжке Тео вычитал, что, согласно статистике, в городах, где аистов много, ежегодная рождаемость гораздо выше, чем в городах, где аистов мало. Что же мы видим? Что аисты приносят детей? – саркастически вопрошал автор и сам себе отвечал: – Нет, конечно. Просто аистов больше там, где много печных труб, потому что аисты вьют гнезда на трубах. Много печных труб – значит, много домов, много домов – значит, много жителей и, как следствие, много детей.

Поэтому кабинет Ричарда Тео и украшало изображение аиста. Чтобы каждый день напоминать Тео: неважно, что происходит. Важно, как ты объяснишь это людям.

Другие животные его тоже интересовали. Например, медведи и быки. Как все местные, он с детства усвоил, что так называются хоккейные клубы, но, изучая экономику за границей, он узнал и другое. Что на жаргоне Уолл-стрит «быки» – это брокеры, что играют на резком подъеме курса, а «медведи» – на беспощадном медлительном понижении. Но главное – нужны и те и другие, их борьба удерживает экономику в равновесии.

То же самое, по мысли Ричарда Тео, относится и к хоккейным клубам, только здесь Тео стремился нарушить равновесие. По простой причине: когда все хорошо, когда люди довольны – выигрывает истеблишмент. А когда люди злятся и ссорятся – выигрывают люди вроде Ричарда Тео. Аутсайдеру, чтобы обрести власть, нужен конфликт. А если конфликта нет? Тогда придется его создать. Тео набрал номер старинного лондонского приятеля.