Фредрик Бакман - Мы против вас [litres]

Беньи кивнул. В другом месте, может быть, что-нибудь и вышло бы. Что-нибудь большее.

Уже сидя в машине, учитель вспомнил цитату из какого-то философа: «Человек – единственное существо, которое отказывается быть тем, что оно есть». Он пытался припомнить, кто это сказал. Альбер Камю? Учитель крутил цитату в голове, пока ехал через Бьорнстад, потом через лес. Надо сосредоточиться на этих словах, иначе его затопят чувства и он перестанет видеть дорогу.

Далеко позади Беньямин Ович сел на велосипед и поехал в другом направлении. Может быть, придет день, когда он станет свободен. Но не сегодня.

В конце периода, когда «Хед-Хоккей» вел уже 4:0; на трибуны прошмыгнули четверо мальчишек из Хеда. По двое с каждой длинной стороны. Обычные старшеклассники – им потому это и поручили, чтобы никто ничего не заподозрил. На них даже не было красных свитеров, чтобы не привлекать внимание. Мальчишки притащили мешки для мусора – накануне вечером мешки тайно пронесли в мужскую раздевалку специально для этой цели. Очень скоро мальчишки начнут швырять их содержимое во врагов. Когда придет время, когда души фанатов «Бьорнстада» и так будут раздавлены, – их добьют.

Многие с красных трибун скажут потом, что это была часть игры, чисто символическая, всего лишь хоккей. Скажут даже, что это «просто шутка». Просто кто-то хотел насолить противнику, задеть побольнее. Растоптать. Уничтожить. Сровнять с землей.

Мальчишки подкрались к стоячим местам «Бьорнстада» раньше, чем их заметили. А когда заметили, было уже поздно. Из мешков мальчишки стали выхватывать дилдо и другие секс-игрушки, одну за другой, сотнями: фаллоимитаторы посыпались на пригнувшихся мужчин в черных куртках, как дождь снарядов. А красные трибуны снова принялись скандировать, с еще большей яростью, с еще большей угрозой:

ПИДОРЫ! ШЛЮХИ! НАСИЛЬНИКИ! ПИДОРЫ! ШЛЮХИ! НАСИЛЬНИКИ! ПИДОРЫ! ШЛЮХИ! НАСИЛЬНИКИ!

О Теему Ринниусе мы можем говорить что угодно, потому что о нас он говорит что захочет. Собственный опыт научил его, что дискуссии о насилии почти всех людей превращают в лицемеров. Если его спросить напрямую, он ответил бы: большинство не склонных к насилию мужчин и женщин считают, что от насилия их удерживает «мораль». У Теему было для них одно слово: «вруны». Неужели они не врезали бы, если бы могли? Когда над ними издеваются в транспорте? На работе? Когда над их женами измываются в пивной, над детьми – в школе, а над родителями – в больнице? Сколько раз какой-нибудь рядовой обитатель таунхауса или владелец лабрадора мечтал стать человеком, которому все нипочем? Теему был уверен: нехватка агрессии не имеет никакого отношения к морали; если ты можешь кого-нибудь отметелить, ты это сделаешь. Если ты не прибегаешь к насилию, значит, сил у тебя на него просто нет.

Они не умеют драться, они в жизни не видели никого по-настоящему сильного. Умели бы, видели бы – вышли бы из машины и привели бы в чувство придурка, который жмет на клаксон, набили бы на родительском собрании морду папаше, который поносит их семью, приперли бы наглеца-официанта к стенке и заставили бы его сожрать счет. В этом Теему был уверен.

В детстве он научил Видара ненавидеть одно слово пуще всех других. Братьев много как называли: «нищеброды», «ворье»… Но больнее всего их ранило «курвеныши». Что было заметно, поэтому мальчишки в школе прибегали к этому слову особенно часто. У Теему и Видара была одна мать и разные отцы, а если один брат светлый, а второй черноволосый, то на любом школьном дворе открывается простор для фантазий. Братья раздавали оплеухи, пока обидчики не заткнулись, но есть слова, которые в душе не утихнут никогда. Курвеныши. Шлюхины дети. Шлюха. Шлюха. Шлюха.

Теему и Видар стояли на трибуне, рядом – Паук и Плотник. Паук, которого в детстве лупили в душевой свернутыми полотенцами и дразнили «пидором». Плотник, который подростком намеревался сесть в самолет, чтобы драться с кем придется в стране, где изнасиловали его двоюродную сестру; слава богу, Теему тогда утащил его домой.

Не святые, не золотые сердца; большинство из того ужасного, что о них говорили, было правдой. Но когда Плотник весной пришел к Теему, желая, чтобы Группировка поднялась против Кевина Эрдаля, лучшего игрока за все годы существования их обожаемого клуба, Теему поддержал его, потому что знал, какое слово кричат в школе вслед Мае Андерсон.

И вот теперь красная торсида по другую сторону трибун надрывалась: «ПИДОРЫ. ШЛЮХИ. НАСИЛЬНИКИ».

Фанаты «Хеда» ничего этого не знали. Они просто орали самое обидное, что смогли придумать, они надеялись побольнее досадить всем этим, с медведем на груди. Им это удалось. Когда на мужчин в черных куртках пролился дождь из фаллоимитаторов, восемь из них тут же стали спускаться с трибуны. Они сняли куртки, восемь других мужчин, в белых рубашках, надели куртки и заняли их место. Охранники не заметили, как Теему, Видар, Паук, Плотник и еще четверо исчезают в направлении коридора, проходят в дверь, спускаются в подвал.

Большинство людей неспособно на насилие. Но Группировка – не большинство.

Двенадцатилетний Лео Андерсон никогда не забудет, как Теему Ринниус повернулся к Пауку и сказал: «Собери парней. Только ядро». Как Теему коротко кивнул, подавая еле заметный знак, и семеро других сразу же последовали за ним. Ядро, сердцевина Группировки, самые опасные из всех.

Лео видел, как другие мужчины тотчас надели их черные куртки и закрывали обзор охранникам, пока ядро спускалось с трибуны и бежало к двери по темному коридору, мимо будки дежурных. Под ледовым дворцом Хеда имеется подвал, о нем почти никто не знает, но он там есть. За пару недель до матча там работали электрики: вышли из строя потолочные лампы. И вот теперь одному из электриков понадобилось спуститься в подвал – как он сказал, к распределительному щиту. Дежурным это не показалось подозрительным. А электрик не показал им свою татуировку в виде медведя.

Лео Андерсон никогда не забудет, как ему хотелось спуститься в подвал вместе с ними. Некоторые мальчишки мечтают стать профессиональными хоккеистами – они стоят на трибунах, страстно желая оказаться там, на льду. А другие мальчишки мечтают о другом. У них другие кумиры.

Они шли по подвальному коридору. Все восемь. Самые страшные. Никому не стоило становиться у них на пути, но такой человек все же нашелся. Он стоял один, посреди коридора. При нем не было ни друзей, ни оружия, а под ручку двери у него за спиной была засунута метла, чтобы дверь нельзя было открыть снаружи. Беньи добровольно заперся в коридоре, наедине с Группировкой.

Он не собирался ехать сюда. Просто ни в каком другом месте ему быть не хотелось.