Элой Морено - Невидимка [litres]

Никто ни о чем не спрашивал, никто не проронил ни слова о несчастном случае, как будто каждый день любой ребенок может перенестись из домашней постели на больничную койку и это абсолютно привычно и естественно.

Никто об этом не говорил.

Одни родители молчали, потому что догадывались, что они могли реально что-то сделать, другие – потому что не сделали ничего, чтобы хотя бы догадаться.

Один мальчик молчал, потому что сделал все возможное, чтобы не замечать происходящего, другой – потому что понимал, что обвинять других, после того как ты сам решил стать невидимкой, просто нечестно.

Конечно, я не забыл. Как я мог забыть о приходе этой гостьи?

Еще вчера вечером, сразу после ужина, родители завели один из этих неловких и трудных разговоров… Они оба очень нервничали, особенно мой отец, который начал говорить первым.

– Видишь ли, – сказал он, не глядя мне прямо в глаза, – завтра придет этот доктор… специальный.

– Еще один? – уточнил я.

– Да, еще один, но это уже не связано ни с ранами на лице, ни с ударом головы, ни с потерей памяти, потому что это уже более или менее начинает приходить в норму.

– Так кто же тогда? – спросил я уже в полной растерянности.

– Ну, это доктор, который занимается лечением других видов ран.

– Каких?

– Психологических травм.

– Так это психолог? – догадался я.

– Да, он самый, – признался отец.

– Но, пап, мам… – я смотрел на них в полном недоумении. – Ведь я не сумасшедший, – сказал я, теперь уже сильно нервничая.

– Конечно нет, дорогой, ты вовсе не сумасшедший, – ответила мама, крепко держа меня за руку. – Психологи помогают людям, с которыми произошло что-то плохое. Самое главное, чтобы ты рассказал доктору все, что тебе хочется сказать. Можешь говорить все что угодно, ничего не бойся.

– Все что угодно?

– Абсолютно все, чем тебе хочется поделиться, – повторила мама.

– А если мне ничем не хочется делиться?

– Послушай… не надо так, это для твоего же блага.

– Можно рассказать о своих суперспособностях?

– Расскажи все, что захочешь.

Этот последний ответ мне совсем не понравился: расскажи все, что захочешь… Ей осталось добавить: даже если ни одному твоему слову не поверят, даже если будут думать, что ты свихнулся.

На этом неловкий разговор закончился, и мы больше не возвращались к этой теме. И вот теперь меньше чем через час «специальный доктор» придет на меня посмотреть.

Я довольно сильно нервничаю. Я понятия не имею, что этот доктор хочет узнать, какие вопросы будет мне задавать и захочу ли я вообще отвечать на них.

Потому что правда – не всегда лучший вариант. Особенно если она настолько невероятна, что ее легко принять за ложь.

Так что я буду врать. Не то чтобы врать, просто не стану рассказывать ни о чем, что со мной произошло. Я не буду говорить, что все мои суперспособности проявились в тот день, когда я превратился в человека-осу. О том, что могу дышать под водой столько времени, сколько захочу, бегать с такой скоростью, что люди улавливают лишь проносящийся мимо ветер. И, конечно, не скажу, что на спине у меня есть панцирь – как у черепашки-ниндзя, – который защищает меня от ударов, что я могу предугадывать движения людей и превосходно видеть в темноте… Ведь мне все равно не поверят и будут думать, что я сумасшедший.

Думаю, лучше всего притвориться, что со мной все нормально, абсолютно нормально.

И еще я не расскажу о своей способности вычислять монстров, чувствовать их, когда они прячутся за дверью, под столом или между припаркованными машинами…

Безусловно, я не буду говорить о моей самой главной суперпособности, которая и привела меня сюда: о том, что путем упорных тренировок я смог в один прекрасный день стать невидимкой. Хотя, возможно, об этом доктор уже знает из последних новостей.

В дверь стучат.

Уверен, что это он.

Даже не представляю, что ему говорить.

В итоге это оказался не доктор, а докторша.

И это меня еще больше смутило, потому что она была очень симпатичной. А я стоял перед ней как есть: в убогой больничной пижаме, без волос на голове и со шрамами на лице…

Она вошла улыбаясь, представилась и, поговорив несколько минут с моими родителями, осталась со мной один на один.

Села в кресло, на котором каждую ночь спит моя мама.

Сначала объяснила мне, что она психолог и чем вообще психологи занимаются.

Я слушал, не говоря ни слова, пока она не спросила, есть ли у меня какие-то сомнения или вопросы. И тогда, сам не знаю почему, я выдал:

– Я не сумасшедший.

Как только последний звук сорвался с моих губ, я об этом пожалел, потому что, думаю, такие слова обычно служат лучшим подтверждением обратного.

Между нами повисло молчание, которое казалось бесконечным.

Она посмотрела на меня пристально, а затем вдруг засмеялась.

– Нет-нет, я знаю, что ты не сумасшедший, – ответила она, улыбаясь. – Мы, психологи, помогаем и нормальным, абсолютно нормальным людям, так что об этом даже не переживай.

– Ну так значит я, нормальный, – ответил я.

– Что ж, хорошо, а нормальный – это какой? – снова спросила она.

– Очень-очень нормальный, ну, по крайней мере, всегда был таким, пока не научился превращаться в неви…

– Превращаться в кого?

И тут я замолчал.

Пока бывший мальчик-невидимка общается в своей палате с психологом, в одной из комнат квартиры, расположенной на окраине города, другой мальчик, с девятью с половиной пальцами на руке, лежит в кровати.

Он думает сейчас о том, о чем не переставал думать последние несколько месяцев. Он думает о последствиях и начинает догадываться, что они неизбежно наступают вслед за поступками.

Он напуган, как никогда в своей жизни, хотя не признается в этом. Сила его характера старается убедить его в обратном: что ему совершенно все равно, но это не так.

Он часами напролет смотрит в потолок, как будто там, на белой поверхности, он может отыскать решение всему, что случилось.

Садится на кровать, разжимает кулаки и смотрит на свои пальцы. Он не может избавиться от этой привычки вот уже много лет, хотя проявляется она только тогда, когда он остается один. Ему никогда бы в голову не пришло разжать кулаки в школе, перед всеми остальными.

Девять целых пальцев и один, которому не хватает половины.

А вот шрамом на груди, прямо под сердцем, он любит похвалиться. И тут уже не важно, что шрам довольно большой: ему кажется, что с ним он выглядит более крутым и брутальным. Возможно, через несколько лет он украсит его татуировкой.

– Нет, ничего. Просто я нормальный, – продолжил я, – как и все остальные нормальные люди. Я не высокий, как жираф, и не маленький, как хоббит, не толстый, как сарделька, и не худой, как макаронина… ну, в общем, нормальный.