Джонатан Франзен - Конец конца Земли

На борту «Ориона» Даг, руководитель нашей экспедиции, собрал всех в кают-компании и выступил с энергичным приветствием. Крепкий, седобородый, Даг в прошлом был театральным художником. «Эта поездка – чудо ! – заявил он в микрофон. – Это лучшая поездка, организованная лучшей компанией, в лучшие места на свете. Я как минимум так же взволнован, как любой из вас». Эта поездка, поспешил он добавить, – не круиз. Это экспедиция, и мы должны понимать: он такой руководитель экспедиции, что, если они с капитаном усмотрят хорошую возможность, то он возьмет план, порвет его, выкинет за борт и отправится туда, где ждет великое приключение.

На протяжении поездки, продолжил Даг, двое сотрудников будут давать уроки фотографии и индивидуально работать с пассажирами, которые хотят улучшить свои снимки с помощью фотошопа. Другие двое будут нырять, где возможно, чтобы пополнять наши коллекции изображений. Австралиец, оставшийся без багажа, не остался без своего дрона новейшей модели с видеокамерой высокого разрешения; он девять месяцев добивался, чтобы ему официально позволили использовать его в нашем плавании. Дрон тоже станет поставщиком образов. И на борту будет с полной загрузкой работать видеооператор; в конце поездки каждый сможет купить DVD-диск, который он создаст. У меня возникло впечатление, что другие люди в кают-компании лучше меня понимают смысл посещения Антарктики. Этот смысл, судя по всему, был в том, чтобы привезти домой изображения. Бренд «Нэшнл джиогрэфик» породил во мне ожидание науки, тогда как надо было думать о картинках. Мое ощущение себя как трудного пассажира, как чужеродного элемента усилилось.

В последующие дни я понял, что́ положено спрашивать, когда знакомишься с человеком на линдбладовском судне: «Это ваш первый „Линдблад“?» Или: «Вы уже путешествовали с „Линдблад“?» Эти речения слегка коробили меня: «Линдблад», казалось, воспринимается как источник некой неясной, но дорогостоящей духовности. Даг, подытоживая день в кают-компании, характерным образом начинал с вопроса: «День был хоть куда или день был сказка?» – и умолкал, ожидая ликующих возгласов. Он хотел, чтобы мы знали: мы гладко прошли пролив Дрейка, и это особое счастье, потому что дает нам время отправиться в наших шлюпках «Зодиак» на остров Баррьентос близ Антарктического полуострова. Это отнюдь не заурядная высадка, не в каждой линдбладовской экспедиции она бывает.

Период гнездования у папуанских и антарктических пингвинов на острове Баррьентос уже прошел. Часть молодняка уже оперилась и последовала за родителями в море – пингвины предпочитают эту стихию, она для них единственный источник пропитания. Но тысячи птиц еще оставались. Пушистые серые птенцы либо бегали за каждой взрослой особью, способной сойти за родителя, и клянчили отрыгнутую пищу, либо жались друг к другу ради безопасности, боясь поморников – птиц, похожих на чаек, – которые охотились на осиротевших и на тех, кто послабее. Многие из взрослых поднялись на холм линять – для этого им приходится несколько недель стоять неподвижно и терпеть голод и зуд, дожидаясь, пока новые перья вытолкнут старые. Терпением этих птиц, их безмолвной выдержкой невозможно было по-человечески не восхищаться. Хотя повсюду стоял аммиачный запах помета и на обреченных птенцов-сирот было жалко смотреть, я уже был рад, что здесь нахожусь.

Скополаминовые наклейки, которые мы с Томом носили на шее, рассеяли два моих главных страха. Благодаря наклейке и спокойному океану я не страдал морской болезнью, а благодаря заглушающему храп шуму, который мы включали на наших часах-радио, Том каждую ночь получал десять часов глубокого скополаминового сна. Но мой третий страх оправдывался. Никто из линдбладовских натуралистов ни разу не присоединился ко мне, Крису и Аде, когда мы наблюдали за морскими птицами со смотровой палубы. В библиотеке «Ориона» даже не было хорошего рабочего справочника по антарктической фауне. Зато там имелись десятки книг об исследователях Южного полюса, и в первую очередь об Эрнесте Шеклтоне – эта фигура была окружена на борту почти таким же благоговением, как компания «Линдблад» и все, что с ней связано. На левый рукав теплой оранжевой куртки, которую предоставила мне компания, была нашита эмблема с портретом Шеклтона в ознаменование столетия его героического морского перехода на шлюпке от острова Элефант. Нам подарили книгу о Шеклтоне, нам рассказывали о нем с POWERPOINT -презентациями, для нас устраивали специальные экскурсии в связанные с ним места, нам показали длинный фильм о воссоздании его путешествия, и нам дали возможность пройти три мили – часть того тяжелейшего пути, что Шеклтон одолел пешком под конец. (В конце нашего плавания, под прицелом видеооператора, нас всех привели к могиле Шеклтона и, вручив каждому стопку ирландского виски, призвали опрокинуть в его память.) Идея заключалась в том, что мы на нашем линдбладовском судне сами немножко Шеклтоны. Не чувствовать в себе ничего героического на «Орионе» значило гарантировать себе одиночество. Меня радовало, что есть хотя бы двое соотечественников, с которыми я могу изучать захваченные с собой справочники по дикой фауне, ломать голову над приметами антарктической китовой птички и стараться различить видовой признак – оттенок клюва гигантского буревестника.

Мы продвигались вдоль полуострова, и Даг начал намекать на возможность чего-то волнующего. Наконец собрал нас в кают-компании и объявил, что так оно и есть: поскольку ветры благоприятствуют, они с капитаном выкинули план за борт. Нам представилась весьма особая возможность пересечь Южный полярный круг, и теперь мы двинемся на юг на всех парах.

Вечером перед пересечением круга Даг предупредил нас, что, возможно, подаст голос по внутренней связи довольно рано утром, чтобы желающие смогли выйти наружу и увидеть, как мы минуем «красную линию» (шутка). И разбудил-таки нас в шесть тридцать – новой шуткой про красную линию. При подходе к ней Даг драматически вел обратный отсчет от пяти. Затем поздравил «всех, кто на борту», и мы с Томом пошли досыпать. Только потом мы узнали, что «Орион» приблизился к полярному кругу намного раньше шести тридцати – в такой час, когда задумаешься, стоит ли будить миллионеров, и когда слишком темно для фотографий. Крис, как выяснилось, бодрствовал ни свет ни заря и следил за нашими координатами на телеэкране в своей каюте. Он увидел, что судно замедлило ход, повернуло на запад, а затем, описав подобие рыболовного крючка, двинулось на север, чтобы потянуть время.

Хотя Даг выступал как главный по симулякрам на службе у бренда с культистским душком, я ему симпатизировал. Он завершал свой первый сезон в качестве руководителя линдбладовских экспедиций, явно очень устал и из кожи лез, чтобы пассажиры – они, не будучи на самом деле плутократами, ожидали что-то получить за свои деньги – запомнили поездку на всю жизнь. Кроме того, Даг, насколько я мог понять, был единственным на борту, кроме меня, кого птицы интересовали настолько, что он начал в свое время вести список видов, которые ему встречались. Потом он бросил списочничество, но, подводя однажды вечером итоги очередного дня, он рассказал забавную историю о том, как во время своей первой поездки на остров Южная Георгия отчаянно и безуспешно пытался найти большого конька. Не будь он каждую минуту обуреваем желанием обслужить по полной программе весь состав искателей изображений, я бы с удовольствием познакомился с ним поближе.