Антон Леонтьев - Гордость и преступление

— Забери, прошу тебя, эту газету и снова сунь ее в ведро.

И добавила, пристально посмотрев на Питера, замершего перед ее постелью:

— Надеюсь, мне не нужно тебя уверять, что я никакой не засланный казачок и никаким «казачком», о котором до прочтения этой статьи не имела понятия, никакого Анатолия Шквыря, о котором, и в это тебе, как и в другом случае, придется поверить мне на слово, до прочтения этой статьи тоже не имела ни малейшего понятия , не отравляла.

— Знаю, — коротко произнес Питер.

— И мои фирмы уж точно не проникали в базы данных никаких таких министерств и ведомств Британии. Как и других стран, можешь мне поверить, тоже!

— Знаю, — снова сказал муж.

— И никакая я не шпионка КГБ, которого, кстати, уже тридцать лет или около того не существует, как, впрочем, не работник иных, существующих спецслужб — ни наших , ни ваших , хотя бы потому, что трудно сказать, что для меня теперь ваше, а что наше!

— Знаю, — заметил опять Питер.

Вика, выйдя из себя, закричала:

— Если ты все знаешь, то почему так на меня сморишь? Как будто… Как будто я в самом деле шпионка и в самом деле отравила этого старого предателя, который наверняка никому уже не нужен, каким-то там таинственным токсином «казачок». Или…

Ее голос дрогнул.

— Или ты в самом деле считаешь меня засланным казачком?

Питер, склонившись над ней, поцеловал Вику долгим поцелуем и наконец, оторвавшись от ее губ, заметил:

— Хоть «казачок», хоть «простачок», хоть «дурачок» — мне все равно. Я люблю тебя до безумия, ты носишь под сердцем моего ребенка, ты…

Вика, отталкивая от себя Питера, завопила, чувствуя, что по щекам струятся горячие едкие слезы:

— Рада, что тебе все равно и что ты готов любить убийцу и шпионку, но мне не все равно! Я… Я…

Она разразилась рыданиями, а Питер, присев рядом с ней на кровать, прижал к себе и произнес:

— Это все гормоны. Я сейчас поеду к Фэллоу, вызову его на дуэль и превращу его в отбивную прямо в стенах редакции его лживой газетенки…

Вика, схватив мужа за руку, потому что понимала, что он отнюдь не шутит, а говорит чистую правду, сквозь слезы заявила:

— Не смей этого делать! Тогда все точно подумают, что это вранье, вранье, искусно перемешанное с реальными фактами, и есть правда. Но я ведь никакая не шпионка и не убийца…

— Знаю, — повторил Питер, поцеловал ее, а потом прилег около нее и, обняв ее живот, положил на него голову. А затем так и заснул.

Перебирая кудряшки мужа и заметив и в самом деле наклевывавшуюся на темечке лысинку, Вика думала: а правда ли Питеру было все равно? И был ли он в самом деле готов жить вместе со шпионкой и убийцей?

Шпионский скандал, тлея, так до конца и не затих, однако к лету о нем подзабыли, потому что в июне, на параде в собственную честь, ее величество королева вдруг осела, потеряв сознание на глазах сотен тысяч людей. Ничего страшного не произошло, имел место скачок давления, а с учетом того, что бабуле весной исполнилось уже девяносто три, а она до сих пор активно исполняла монаршие обязанности, все объяснялось просто: перегрузка.

Лечь в больницу бабуля категорически отказалась, запретив доставлять себя туда, немного оклемавшись, приняла парад до конца, а затем, сопровождаемая рукоплесканиями запрудивших тротуары подданных, велела везти себя обратно во дворец, пресс-служба которого издавала по два бюллетеня в день.

Ее величество королева милостиво согласилась урезать количество мероприятий в год до ста наиболее важных , передав большую часть полномочий принцу Уэльскому. «Дейли кроникл» первой завела речь о том, что ее величество, готовившаяся в грядущем году отметить свой семидесятилетний юбилей восшествия на престол, была полна решимости в этот памятный день отказаться от сего престола и, уйдя на королевскую пенсию, передать бразды правления, а также корону и трон Англии своему семидесятиоднолетнему старшему отпрыску.

Сие еретическое измышление было немедленно опровергнуто Букингемским дворцом, что многих убедило в том, что Шон Фэллоу опять попал в точку и предал огласке самый тщательно хранимый секрет «фирмы».

Так что нации, охваченной династической лихорадкой, было не до нудного дипломатического скандала с каким-то никому не известным, старым шпионом, к тому же, как считали многие британцы, получившим по заслугам.

Королева была намного важнее.

Беременность протекала тяжело, Вика действительно достаточно сильно поправилась, по причине чего Кэролайн постоянно предлагала ей действенные способы, без ущерба для плода, сбросить вес.

Узнавать пол ребенка и Вика, и Питер отказались — русская бабушка была уверена, что будет мальчик, а дедушка ничуть не сомневался, что появится девочка.

— А как ты думаешь, она получит уникальный титул королевской принцессы? — вопрошал он. — Потому что дочка Эдди, Джорджина, и так взойдет на престол, так что титул ей не понадобится, а два других отпрыска у них мальчики.

Вику эта лихорадка титулов, которой отец давно заразился, благополучно обошла стороной, и все же она пояснила:

— Этот титул, который после смерти принцессы Мэри вакантен, одновременно может носить только одна дама, причем она обязательно должна быть дочерью правящего короля. Так что если у меня и будет дочка, то этого титула она не получит, потому что ее отец — не король, а королем станет Эдди.

— Жаль, — заявил в который раз превратившийся в истового монархиста отец. И отпустил злобную шутку: — Может, «казачком» династическую проблему решить?

В последнее воскресенье июля Вика с Питером посетила Кларенс-хаус, резиденцию принца Уэльского: Сибби отмечала день рождения. Так как он был некруглый, то отмечали более чем скромно, тем более что герцогиня, облаченная, как водится, в совершенно не шедший ей наряд шафранного цвета и громоздкую парюру из оранжевых сапфиров эдвардианской эпохи, празднества подобного рода не признавала.

— Ах, что отмечать дни рождения, когда надо отмечать каждый день, который у тебя есть! — заявила она со своей всегдашней прямотой. И добавила с улыбкой, взглянув на Вику: — Пока тебя не угостили чайком с «казачком»!

Эта, по сути, страшная тема давно стала своего рода внутренней шуткой «фирмы» в отношении Вики, как и страсть к виски дяди Кларенса. Вика, понимая, что сопротивление бесполезно , сносила подобное проявление британского юмора стоически.

Раздались громкие голоса — приехали дети Сибби от первого брака вместе с многочисленными внуками, и герцогиня, редко их видевшая, ретировалась из Утреннего салона в холл.

Микки, как всегда, в безупречном жемчужно-сером костюме-тройке, как всегда, с цветочком в петлице, пружинисто для своих семидесяти встал с дивана и произнес: