Антон Леонтьев - Гордость и преступление

Однако поцелуй был такой сладкий, губы мужчины такими горячими, а дыхание таким прерывистым…

Нет, не губы Питера, ее Питера, который был уже больше не ее, а Джеймса.

Ее Джеймса?

Вика знала, что должна положить этому конец, что не должна поддаваться сиюминутному импульсу, что не имеет права терять голову — она, ее королевское высочество герцогиня Виктория Коннаутская.

Е.к. в В.К.

И все же поддалась. Потеряла. И конец не положила.

Наоборот, обхватив затылок Джеймса рукой, Вика прижала голову молодого человека к себе, желая, чтобы этот момент никогда не прекращался.

Раздался смех Джеймса-младшего, и его отец сам отринул от Вики и воззрился на сына, который, склонив голову набок и засунув в рот палец, с интересом наблюдал за их лобызаниями.

— Ты теперь будешь моей мамой? — спросил ангелоподобный мальчик. — И женой папы? Так ведь!

Причем последняя фраза была отнюдь не вопросом, а утверждением , выпалив которое ребенок, снова засмеявшись, убежал на зов гувернантки в коридор.

Тяжело дыша, Джеймс взглянул на Вику и потянулся к ней, явно желая продолжить прерванное появлением его сына занятие, однако наваждение прошло.

Вика инстинктивно подалась назад, и Джеймс вздохнул:

— Приношу свои извинения… Хозяин не имеет права злоупотреблять доверием своего гостя. Мне очень жаль… очень…

Встав, он быстрыми шагами вышел из гостиной, а Вика вдруг окликнула его. Молодой человек на пороге резко развернулся, и ее королевское высочество герцогиня Виктория Коннаутская произнесла:

— А вот мне не жаль! Однако я не могу… По крайней мере сейчас… Мне нужно время…

Господи, что она несла — видимо, то, что у нее было на уме. Или на сердце?

Джеймс, улыбнувшись ей, произнес:

— У тебя есть все время, которое требуется. Извини еще раз, я не собираюсь торопить события. И помни: здесь ты в полной безопасности и можешь оставаться сколь угодно долго. Хоть навсегда. Тут тебя никто никогда не найдет, а если и найдет, то не посмеет забрать. Потому что я помешаю!

И, громко обратившись к гувернантке, вышел из гостиной.

Вика, откинувшись на спинку дивана, почувствовала легкое головокружение. Питер или Джеймс — Джеймс или Питер?

Или… Ей сделалось очень страшно. И Питер, и Джеймс?

Что в итоге означало одно: и ни Питер, и ни Джеймс.

И все же поцелуй только что был таким…

Таким волшебным!

Стараясь вытравить у себя из памяти это воспоминание, что было решительно невозможно, Вика автоматически схватилась за мобильный и бросила взгляд на экран. Ну конечно же, она ведь отключила телефон.

Включив его, она отметила, что ей пришло тридцать шесть сообщений от Питера. И поступило девятнадцать пропущенных звонков.

Вика колебалась — прочитать сообщения или нет. Перезвонить мужу или оставить его в неведении.

Потому как что она могла сказать ему?

«Милый, я сейчас во дворце Сандрингемов, тех самых, с которыми вы не общаетесь и с которыми мне тоже общаться нельзя. Чем я занимаюсь? Вот навестила умирающую старую герцогиню, которая уверена, что ваша мафия убивает людей, пила чай, целовалась с Джеймсом-старшим и готовлюсь стать матерью для Джеймса-младшего…»

Да, примерно это и скажет.

Вика, так и не прочитав сообщения и не перезвонив Питеру, решила снова отключить мобильный, но в этот момент на дисплее вспыхнула экстренная новость.

«Королева госпитализирована и находится при смерти».

О том, где она была, Питер спросил только ночью, точнее, уже вечером следующего дня, да и то вскользь — к тому времени стало ясно, что гипертонический криз, перенесенный бабулей, миновал и что ситуация тяжелая, но более опасений не внушающая.

Вика, так и не попрощавшись с Джеймсом и ничего ему не сказав, покинула дворец герцогини Сандрингем и оттуда отправилась в госпиталь Святой Марии, в отдельное крыло, которое было отведено для лечения членов королевской семьи.

И самой королевы.

— Да так, мне надо было собраться с мыслями… После того, что произошло… — промямлила Вика, чувствуя, что краска стыда заливает ее лицо: она была уверена, что Питер ей не поверит и потребует объяснений.

Но муж, судя по его вполне естественной реакции, поверил , никаких объяснений и подробностей требовать не стал и, наоборот, стал оправдываться:

— Викки, да, я осел, да еще какой, но ведь я велел собрать это досье не для того, чтобы убедиться, что ты не шпионка и убийца, что я и так отлично знаю, а чтобы собрать аргументы для опровержения этих ужасных слухов, для тех идиотов, кто подозревает тебя в этих кошмарных вещах. Конечно, я должен был изначально посвятить тебя в это, но не хотел, чтобы ты беспокоилась, тебе в твоем положении это вредно…

Он положил руку на живот Вики, прижался к супруге и нежно-нежно поцеловал ее.

А Вика отчего-то думала, что ее всего несколько часов назад целовал Джеймс.

О, и что за мысли лезут в ее голову!

Появился Эдди, вручивший Вике и Питу по бумажному бокалу с кофе.

— Весь Паддингтон запружен журналюгами. Эти стервятники ждут вести о том, что бабуля умерла.

— Но она ведь выкарабкается? — спросила Вика, и присоединившаяся к мужу Кэролайн мелодично промолвила:

— О, непременно! Бабуля еще всем даст фору! И эти стервятники напрасно ждут!

Тон был убедительный, а вот глаза сверкали обидой — Вика поняла, что Кэролайн желала скорой смерти бабули , для того чтобы, перешагнув через чудака Микки, самой воссесть на троне королевства.

Бабулю выписали из больницы через неделю, она действительно поправилась, однако Вика поразилась тому, как резко она сдала, как медленно вдруг начала передвигаться, и обратила внимание на то, что ее величество королева вдруг не могла подобрать нужное слово или замолкала посередине фразы, беспомощно размышляя над тем, что хотела сказать.

Однако, когда дядя Кларенс со свойственной ему бестактностью заявил, что мамуле надо о себе подумать и уйти на заслуженную пенсию, бабуля вспылила и превратилась в ее величество королеву:

— От трона и клятвы, которую я давала народу Британии и ее территорий, а также Господу Богу и короны предков отрекаются только трусы!

Вика заметила, как при этих словах Микки и Сибби чуть заметно переглянулись, а лицо Кэролайн дрогнуло, выдавая тонкую усмешку.

— Как и мой отец, и мой дед, и мой прадед, и моя великая прапрабабка, я умру, выполняя вверенный мне долг! Так будет или прямо сейчас, или через неделю, или через десять лет!

Кажется, бабуля на полном серьезе намеревалась отпраздновать не только скорый семидесятилетний юбилей пребывания на троне, подготовка к которому шла полным ходом, но и первой коронованной особой в истории человечества восьмидесятилетний.