Маша Трауб - Бедабеда [litres]

– О, Санек опять пришел на нормальных девок поглазеть! Слышь, ты только с Нинкой не связывайся, она если на тебя ляжет, ты не встанешь.

Мы-то привыкли, не реагировали, знали, что парни шутят не зло, а по-доброму, они за нас кому угодно голову оторвут, а Сашка всегда краснел и злился. Но тут подходил Димдимыч с шахматной доской, и Сашка снова чувствовал себя особенным. Нашего тренера мы тоже понимали – Сашкина мать обещала ему привезти магнитофон.

Нинка дала такой пас, что даже Димдимыч залюбовался. И еще один. Третий мяч прилетел аккурат в Сашкину голову. Все было как в замедленной съемке – и полет мяча, подкрученного. И попадание в голову. И Сашкина голова, которая вместе с мячом прилетела в стену.

– Нинка, зае… сь! – выдохнул Димдимыч, отмечая подкрутку и силу удара.

Потом он продолжал орать матом, увидев, как Сашка сползает со скамейки. Нинка вырубила парня, который не ответил ей взаимностью, на месяц. Как уж Димдимыч выкручивался, мы не знали. Но Сашка молчал как партизан – не признался, что именно Нинка виновата в сотрясении.

Так что мой вам совет, не как врача, а как подруги, старшей по возрасту – наслаждайтесь жизнью, забросьте все диеты и, если совсем невмоготу, бегайте, прыгайте, танцуйте, пойте. Что угодно. Нинка вот до сих пор в шесть утра на пробежку выходит. Каждый день.

– А вы?

– Я тоже начала. Две недели назад, – призналась Людмила Никандровна. – Даже забыла, насколько это хорошо.

– А что было дальше с бабой Нюсей? Расскажете? – попросила Анна.

– Поначалу все было замечательно. Мы с Ильей развелись, тихо и спокойно. Баба Нюся оказалась права – у него появилась новая женщина. Но мы развелись не из-за этого. Я сама предложила подать на развод. Отчего-то мне хотелось зафиксировать наше расставание и собственную свободу. Мне было важно закончить жизнь с Ильей, чтобы начать жить так, как я сама хотела. Илья обрадовался. Делить нам было нечего. Ирэна Михайловна позвонила, произнесла торжественную речь, сводившуюся к тому, что она все знала заранее, предполагала, что так и случится. Ну и заверила меня в том, что останется для Насти бабушкой, если я того, конечно, пожелаю. Я поблагодарила, но мы обе прекрасно знали, что ни я не воспользуюсь предложением, ни Ирэна Михайловна не захочет снова «играть в бабушку». А потом я стала замечать, что баба Нюся иногда плачет. Стала вставать чуть позже обычного. Бродила по дому, не в силах уснуть. Но в остальном нянечка оставалась прежней. Насте было тогда года четыре, пять. Я предложила отдать ее в садик, а баба Нюся обиделась, расплакалась и еще два дня со мной не разговаривала. Она была категорически против.

Потом я обратила внимание, что наша нянечка расстраивается, причем по пустякам, чего раньше я за ней не замечала. Баба Нюся могла подолгу причитать над убежавшим молоком или стухшими помидорами, которые она вовремя не пустила на борщ. Могла убиваться из-за прокисшего молока или вздувшегося пакета кефира. Раньше бы она или оладьи напекла, или тесто замесила на пирожки. А тут вдруг стояла и плакала над пакетом, не зная, то ли выбросить, то ли оставить.

Как-то у нее в магазине вытащили из сумки кошелек. Денег в нем было совсем немного, кошелек старый, хоть и удобный, но баба Нюся убивалась так, будто лишилась целого состояния. Я подарила ей и новый кошелек и выдала рубль взамен украденного, но нянечку это не успокоило. Ей было не жаль денег. Она себя винила в том, что недосмотрела, не заметила, не схватила вора за руку. Нянечка могла заплакать, если засыхала ее любимая традесканция. Или если видела зацепку на моих новых, купленных пару дней назад колготках. Поначалу я пугалась, старалась утешить бабу Нюсю как могла, а потом, если честно, привыкла. Чего не могу себе простить до сих пор. Я привыкла, что у нянечки глаза на мокром месте, что у нее опять случилось что-то ужасное и непоправимое, и перестала реагировать.

Но после одного случая я поняла, что баба Нюся больна, а я не заметила очевидных симптомов. Я собиралась на работу. Раздался телефонный звонок, и незнакомая женщина сказала, что надо идти к церкви и забрать бабу Нюсю.

Баба Нюся сидела на бордюре около церковных ворот и плакала так, будто потеряла близкого родственника. Настя играла на детской площадке рядом с церковью. Люди подходили и спрашивали, что случилось. Баба Нюся раскачивалась из стороны в сторону, обняв себя руками, и не издавала никаких звуков. Просто сидела и качалась, а из ее глаз текли слезы. Я подняла ее и повела домой. Оказавшись в квартире, наша нянечка легла на диванчик, который стоял в детской комнате, и отвернулась к стене. Прибежали соседки, накапали капли, попытались выяснить, что случилось, но баба Нюся не отвечала. Наконец, когда все ушли, а я уговорила нянечку выпить чай, она объявила, что не может считаться крестной матерью Насти. И в Бога больше не верит.

Оказалось, баба Нюся решила показать Насте службу и постепенно вводить ее в лоно церкви, заниматься духовным воспитанием и даже подумывала об уроках для малышей в воскресной школе. Они немного припозднились и зашли в храм в тот момент, когда священник ходил с кадилом.

– Этот дядя пукнул, поэтому плохо пахнет? – спросила Настя настолько громко, что слышали все прихожане. – Пойдем отсюда.

Баба Нюся покраснела. Кто-то из прихожан хихикнул. Священник страдал обильным потоотделением, и к тому же у него всегда пахло изо рта. Стерпеть это амбре могли только верные бабули, вроде бабы Нюси. Многие чувствительные к запахам прихожане вовсе переставали ходить в эту церковь, поскольку даже запах ладана не всегда перебивал смрадный дух батюшки. Ему уже и врачей советовали, и куски мыла дарили, а все никак.

– Давай к иконам подойдем, свечку поставим, – предложила баба Нюся.

– Это же просто картинки. Я тоже так могу нарисовать, – ответила Настя.

Да, церковь старинными иконами похвастаться не могла, а Настя, каким-то детским чутьем уловив фальшь, даже не грубую подделку, поняла, что это попросту картинки, развешанные по стенам. И опять вердикт ребенка услышали все находившиеся в церкви.

Но последней каплей стало то, что Настю взяла за руку матушка и повела к батюшке. В воспитательных целях она рассказала воспитаннице бабы Нюси про чертей и буквально засунула в Настин рот просвиру и заставила ее выпить глоток вина. Все, что матушка успела затолкнуть ей в рот, Настя благополучно фонтаном на нее и выплюнула.

– Вы глупая, раз в такую ерунду верите, – сказала девочка совершенно спокойно.

Тут уже самые стойкие прихожане начали прыскать в кулак – матушка действительно не отличалась особым умом и сообразительностью. Так что буквально за несколько минут, проведенных в храме, Настя высказала все, о чем все молчали. И сделала это без всякого страха или смущения, которых ждут от детей.