Андрей Столяров - Личная терапия

И, наконец, я перехожу к главному. Все предшествующие мои действия, насколько бы существенными в терапевтическом плане они ни являлись, представляют собой в действительности только подготовительные мероприятия. Они, разумеется, создают – по крайней мере я на это надеюсь, – определенный эмоциональный настрой, но чтобы закрепить данный настрой в сознании, чтобы он не рассеялся, не испарился, чтобы превратился, напротив, в движущую бытийную силу, необходимо дело, в котором эмоции будут овеществлены. Говоря иными словами, мне необходимо занятие, необходима работа, которая сфокусировала бы собой нарождающийся позитив. Работа – это вообще лучшая психотерапевтическая методика, и не случайно все мировые конфессии ставят ее чуть ли не на первое место среди других религиозных обязанностей. «В поте лица своего» – не пустые слова. Это – проверенный многими поколениями способ осмысленного существования.

В общем, я засучиваю рукава и берусь за дело, которым уже давно следовало бы заняться. В течение всей нашей более чем двухлетней работы с Никитой и Авениром, вылившейся впоследствии в проект «ностратических языков», я подбирал различные материалы на эту тему. Частично – выписки из каких-то статей, частично – сами статьи, частично – наброски соображений, когда-то пришедших мне в голову. Большей частью они, разумеется, уже тематически разнесены: что-то – в компьютере, что-то в блокнотах, что-то – просто на листочках бумаги. Но поскольку и знания мои о предмете, и отношение к теме в течение этого времени неоднократно менялись, то менялись и способы записей, и методы их классификации. Мой архив давно уже превратился в такой потрясающий хаос, где не только черт, но и даже бог запросто сломит ногу. Главное там соседствует со второстепенным, случайное – с обязательным, важное – с абсолютно ненужным. Многие торопливые замечания, сделанные на полях, расшифровать уже невозможно. Что я когда-то имел здесь в виду? Непонятно. А если вдруг требуется найти какие-то необходимые ссылки, то приходится буквально часами перелопачивать весь имеющийся материал. И довольно часто бывает так, что я их все-таки не нахожу. Впрочем, это – трагедия современного знания. Сведений стало столько, что освоить их, даже поверхностно, не может никто. Насколько я знаю, американцы уже давно подсчитали, что если исследование стоит менее сорока тысяч долларов, то его проще провести заново, чем разыскивать нужные результаты в океане уже имеющейся информации. Во всяком случае, это будет быстрее.

У меня возникает даже нечто вроде энтузиазма. Я вытаскиваю папки с записями, газетными вырезками, блеклыми ксероксами, распечатками, раскладываю их на тахте, чтобы можно было окинуть материал одним взглядом, включаю компьютер и собираю в несколько окон оглавления имеющихся разделов. Затем я выгребаю из ящиков сколотые бумажки разных форматов и пытаюсь классифицировать их в соответствие с тем, что высвечивается на экране.

Скоро моя комната приобретает вид чудовищной свалки. Везде – на столе, на стульях, на полочках, даже на процессоре, даже на мониторе разложены записи или уже рубрицированные материалы, то поджатые скрепками, то просто наваленные друг на друга. Часть газетных вырезок мне приходится класть прямо на пол, и перемещаться в комнате теперь можно только по двум определенным дорожкам – одна идет к выходу, и вдоль нее я сконцентрировал тему психологического когнитива: создание «личного смысла» и «смысла эпохи» (согласование этих двух трансценденций представляется мне неизбежным), а вдоль другой дорожки, которая оставляет проход к книжным полкам, я сосредоточиваю материал по конкретным терапевтическим практикам: психоанализ, метод нейро-лингвистического программирования, аутотреннинг, магические действия и ритуалы. Причем я тут же цветными фломастерами помечаю их по степени важности и даже рисую стрелки, указывающие возможную связь друг с другом. Эту область исследований я более-менее знаю и потому могу сразу же выстроить в ней соответствующую иерархию. Отдельным «гнездом», которое занимает у меня почти весь подоконник, я выкладываю записи Авенира по тем или иным аспектам проблемы. У Авенира довольно странная манера работать. Он почти никогда не доводит спонтанно высказанную им тезу до готовой статьи; считает, что нет смысла возиться с тем, что и так очевидно; лучше потратить время на то, чтобы сформулировать нечто новое. Способ думания, разумеется, эффективный, однако здесь возникают, конечно, и определенные трудности. То, что очевидно самому Авениру, далеко не так очевидно всем остальным. Они же не проходили с ним этап за этапом. И зачастую нам, то есть Никите и мне, приходится создавать специальные «скрепы», которые связывают авенировские тезы с реальностью. Иногда мы сразу же делаем это, стараемся не откладывать, а иногда забываем, нет времени, каждому хватает своих обязанностей, и тогда связки, в первый момент действительно вполне очевидные, понемногу выветриваются и образуют загадочные пустоты. Уже не восстановить ход рассуждений. И это жаль, потому что Авенир, как правило, говорит только по делу. Случайных высказываний у него практически не бывает. Вот и теперь я натыкаюсь на совершенно непонятные записи. Например: «Сценирование есть драматизация текущей реальности». Что здесь когда-то нами подразумевалось? Создание «виртуальных сюжетов», которые пациент воспринимает в качестве руководства к действию? Или же речь идет о формировании личного «туннеля реальности»? С тем чтобы этот «туннель» был способен пробить барьер кризиса и чтобы именно сквозь него пошла бы в дальнейшем вся динамика трансцендирования? Впрочем, это в определенном смысле одно и то же. Авенир требует у меня столько же сил, сколько все остальные авторы вместе взятые.

Правда, тут мне помогает одно обстоятельство. Благодаря идее «конвейера», у меня теперь есть сюжет книги, четко структурированной в последовательные, связанные между собой разделы. Это задает логику распределения материала, и я группирую его сейчас именно по такому принципу.

И все равно, работы – воз и маленькая тележка. Каждую статью, выписку, отрывок, собственную заметку надо еще прочесть, вникнуть в смысл, сообразить, чему это соответствует лучше всего. Это не всегда удается с первого взгляда, и я по несколько раз перекладываю один и тот же материал, прежде чем понимаю, что вот теперь он на месте. Кроме того, в большинстве случаев вовсе не обязательно хранить данный материал полностью. Иногда от него достаточно оставить только страницу, абзац, строчку, может быть – два-три слова, передающих самую суть. Тогда я набираю эту страницу или абзац на компьютере, заношу в соответствующий раздел и строго аттрибутирую. То есть, указываю название, фамилию автора, год издания, если требуется – номера страниц, и все другие необходимые данные. Это, пожалуй, самая муторная часть работы: аккуратно, по много раз проверяя, набирать, в основном на английском, разные технические подробности. Однако я заставляю себя это делать. Если сразу же, как полагается, по всем правилам, не зафиксировать их, трудностей потом будет гораздо больше. Я уже неоднократно попадал в ситуации, когда надо по ходу дела сослаться на то или иное «базовое» высказывание, просто нельзя без этого, смысловой пробел, а откуда оно взялось, не имеешь ни малейшего представления. А если даже случайно и помнишь автора, которому оно вроде бы принадлежит, то просматривать книгу в шестьсот страниц, чтобы проверить, труд совершенно немыслимый. Тем более, что терпения у меня на это, как правило не хватает. Нет уж, действительно, лучше сразу сделать все как положено. Десять минут, потраченные сейчас, сэкономят в дальнейшем два или три часа. Это уж точно. Усвоено на собственном опыте.