Памела Трэверс - Всё о Мэри Поппинс

— Как же это дерево может быть камнем? Я — не птица! Джейн — не тигр! — упрямо сказал Майкл.

— Ты думаешь? — переспросила Кобра. — Погляди! — И она кивнула головой в сторону Большого Хоровода.

Звери и птицы, тесной толпой окружившие Мэри Поппинс, раскачивались взад и вперёд все вместе, как единое целое; сама Мэри тоже покачивалась из стороны в сторону. В едином ритме раскачивалась вся огромная толпа, как маятник гигантских часов. Даже деревья то сгибались, то выпрямлялись в ритме танца, и луна в небесах покачивалась, словно корабль на волнах…

— Зверь и птица, звезда и камень — все мы одно, все одно… — бормотала Кобра, опустив свой клобук и тоже раскачиваясь. — Змея и ребёнок, камень и звезда — все мы одно…

Всё тише становилось её шипение. Замирали, слабели, отдалялись крики танцующих животных. Прислушиваясь, Джейн и Майкл тоже незаметно стали раскачиваться. Или это кто-то качал их?

Мягкий, слабый свет упал на их лица.

— Спят и видят сны, — шёпотом произнёс чей-то голос.

Кто это — Королевская Кобра или мама, которая, как обычно, зашла в детскую, чтобы получше их укрыть на ночь?

— И прекрасно! Пусть спят.

Чей это был бас — Бурого Медведя или мистера Бэнкса?

Джейн и Майкл качались… качались… Они не знали… Не знали…

*

— Какой мне сегодня странный сон приснился! — сказала Джейн за завтраком, посыпая сахаром кашу. — Мне снилось, как будто мы были в Зоопарке, и у Мэри Поплине был день рождения, и вместо зверей в клетках сидели люди, а все звери были на воле…

— Это же мой сон! Он мне приснился! — сказал Майкл с удивлением.

— Не могло же нам присниться одно и то же! — сказала Джейн. — А ты не ошибся? Ты видел, например, Льва с завитой гривой, и Тюленя, который хотел…

— … чтобы мы нырнули за апельсинной коркой? — перебил её Майкл. — Конечно, помню! И ребят в клетке, и Пингвина, который не мог сочинить стишок, и Королевскую Кобру.

— Тогда, значит, это был не сон! — сказала Джейн торжественно. — Значит, это всё правда! И тогда…

Она несмело оглянулась на Мэри Поппинс, которая кипятила молоко.

— Мэри Поппинс, — сказала Джейн, — могли мы с Майклом видеть один и тот же сон?

— Тоже мне сновидцы! — фыркнула Мэри Поппинс. — Ешьте кашу, будьте любезны! Иначе не получите гренков с маслом!

Но Джейн не сдавалась. Она должна была узнать.

— Мэри Поппинс, — сказала она, глядя на неё в упор, — вы были в Зоопарке вчера ночью?

Мэри Поппинс широко открыла рот.

— В Зоопарке? Ночью? Я — в Зоопарке? Я, воспитанная девица, которая знает, что полагается, а что — нет?

— Нет, вы были там или нет? — настаивала Джейн.

— Конечно, нет! Что это тебе в голову взбрело! — сказала Мэри Поппинс. — Доедай, будь добра, кашу и не болтай глупостей!

Джейн подлила в кашу молока.

— Ну, видно, всё-таки это был сон, — сказала она грустно.

Но Майкл, разинув рот, таращил глаза на Мэри Поппинс, которая поджаривала гренки.

— Джейн, — пронзительно шепнул он. — Джейн, гляди!

Он показал пальцем, куда глядеть, и Джейн тоже увидала. Талию Мэри обвивал пояс из золотистой чешуйчатой змеиной кожи, а по всей его длине змеилась изящная надпись:

Был первый день весны.

Джейн и Майкл сразу это поняли, потому что они услышали, как папа поёт в ванной, а был только один-единственный день в году, когда он там пел.

Это утро они запомнили навсегда. Во-первых, потому, что им впервые разрешили позавтракать со взрослыми; во-вторых, папа потерял свой чёрный портфель. Так что день начался двумя чрезвычайными происшествиями.

— Где мой портфель? — кричал мистер Бэнкс, бегая кругами по прихожей, словно собака, которая ловит собственный хвост.

И все остальные начали тоже бегать по кругу — Элин, и миссис Брилл, и ребята. Даже Робертсон Эй сделал два круга, что было исключительным достижением.

Наконец мистер Бэнкс лично обнаружил пропажу в своём кабинете и выбежал в прихожую, размахивая портфелем.

— Мой портфель, — начал он тоном проповедника, — всегда находится в одном и том же месте. Здесь. На вешалке. Кто затащил его в кабинет? — проревел он.

— Ты сам, дорогой, вчера вечером, когда ты доставал налоговые квитанции, — сказала миссис Бэнкс.

Мистер Бэнкс посмотрел на неё так обиженно, что она в душе пожалела о своей нетактичности. Лучше было сказать, что это она сама принесла портфель в кабинет!

— Ааап-чххи! Хрррм! — сказал мистер Бэнкс в носовой платок.

Он снял пальто с вешалки и направился к двери.

— Ого! — произнёс он несколько веселее. — Тюльпаны-то дали бутоны!

Он вышел в садик и втянул в себя воздух.

— Гм, ветер, кажется, западный. — Мистер Бэнкс бросил взгляд на дом Адмирала Бума, точнее — на флюгертелескоп. — Так я и думал, — сказал он. — Западный ветер. Ясно и тепло. Пойду без пальто.

Он нахлобучил котелок, схватил свой портфель и устремился в Сити.

— Ты слышала, что он сказал? — Майкл схватил Джейн за руку.

Она кивнула.

— Ветер западный, — ответила она негромко.

Они больше ничего не сказали, но каждому пришла в голову одна и та же мысль. О, как бы им хотелось, чтобы она не приходила!

Правда, они скоро позабыли о ней. Ведь, казалось, всё шло как всегда. Весеннее солнце так радостно освещало дом; никто и не вспоминал о том, что он нуждается в покраске и в новых обоях. Наоборот, все его обитатели думали, что это, конечно, самый лучший дом во всём Вишнёвом переулке.

Но уже после второго завтрака появились предвестники беды.

Джейн помогала Робертсону Эй в саду. Она как раз посадила последнюю редиску, когда из детской донёсся страшный шум. На лестнице послышался топот, и в сад примчался Майкл, весь красный и запыхавшийся.

— Джейн, посмотри, посмотри! — крикнул он и протянул к ней руку.

На его ладошке лежал компас — компас Мэри Поппинс. Стрелка отчаянно трепыхалась, потому что компас трясся в дрожащей руке Майкла.

— Её компас? — сказала Джейн и вопросительно посмотрела на Майкла.

Майкл неожиданно разревелся.

— Она отдала его мне, — всхлипывал он. — Она сказала, что он теперь мой, насовсем. Ой, ой, это очень плохо! Что будет? Ведь она раньше никогда мне ничего не дарила!

— Ну, может быть, она просто хотела тебя порадовать, — сказала Джейн, чтобы утешить брата. Но в душе она была так же встревожена, как и Майкл. Она отлично знала, что Мэри Поппинс не признаёт никаких нежностей.

А между тем, как ни странно, за весь этот день Мэри Поппинс не сказала ни единого сердитого слова. Правда, она вообще почти ничего не говорила. Казалось, она о чём-то глубоко задумалась, и, когда ребята задавали ей вопросы, она отвечала на них с отсутствующим видом.