Януш Гловацкий - Польский рассказ

И дождь пошел. Сначала он едва моросил, но постепенно набрал силу и превратился в настоящий ливень.

День сразу померк, машины и люди в полутьме кажутся неясными тенями. Но лопаты по-прежнему летают взад-вперед, пожалуй, даже с еще большим упорством. Горстка нагружающих самосвалы без устали ворочает лопатами. Франек, по кличке Раззява, работает не спеша, как бы в раздумье; с ним рядом коротышка Капала машет лопатой быстро-быстро, точно хочет камнями пробить стену дождя. Два закадычных дружка, Алоиз и Юзек, аккуратно подбирают обломки. Их лопаты громко звякают, вроде и рев машин не так слышно. Алоиз покрикивает на приятеля: «Пошевеливайся, Юзек, не стой, пошевеливайся!»

Чуть повыше в сторонке замер Рябой Михал. Он не работает. Стоит под дождем, как статуя, опершись на лопату, и смотрит перед собой невидящим взглядом. Никто его не теребит, все знают — у человека стряслась беда. Вчера прислали письмо: сбежала его жена. Вечером, в бараке, прочитав письмо, он схватил нож и хотел зарезаться. Пришлось повозиться, пока отняли у него этот нож. Михал был пьян, и остальные тоже; поэтому, когда они с ним справились и повалили на кровать, все пыхтели от усталости, а гураль Бахледа утешал его такими словами: «Плюнь, брат, баб кругом полно, не верь бабе; у суки правды что воды в решете». Алоиз посылал Юзека за водкой, чтобы залить тоску. Потом он приказал ему спеть. Юзек пел, другие — кто слушал, кто подтягивал, сидя на койках. Рябой Михал тупо глядел перед собой, совсем как сегодня под скалой. Неподалеку от Михала пристроился отпетый лоботряс Франек, фамилии которого никто не знает. Франек вроде бы работает: то камень подцепит лопатой, то размахнется и куда-то его кинет, но больше делает вид. Франек не скрывает, что на заработок ему плевать, денег у него до черта. Откуда — никому толком не известно. Догадываются, что парень нечист на руку; должно быть, набил мошну на удачном дельце и теперь прячется на стройке от милиции. Больше всех Франека донимает бородатый Амброзий: пытается обратить мошенника на путь истинный. Сыплет цитатами из библии, стращает адскими муками и погибелью души. Все над Амброзием насмехаются, а он гнет свое. Вот и сейчас, подняв лицо навстречу струям дождя, он с жаром говорит: «А посему, братия, тщитесь добрыми делами побуждать к тому же других, ибо, творя добро, вы никогда не согрешите!» По лицу у него ручьями сбегает вода.

Взрывник Гочол, силезец, идет к скале. Идет словно в атаку, прижав к животу бур, как винтовку. Отверстия надо бурить на большой высоте. Принесли лестницу, взрывник залезает на самый верх и приставляет бур к каменной стене. Его трясет, лестницу трясет. Люди внизу еле ее удерживают. Гочол заложил заряд и запальный шнур. Теперь он не спеша, осторожно спускается с лестницы. Народ разбегается кто куда, прячется. Крик «горит!» едва слышен в шуме дождя. Глухой гул, минутная тишина, и люди с опаской потянулись к новому пролому в стене. А дождь льет не переставая. Влага насквозь пропитала одежду, вода затекает в глаза, в уши. И силы уже на исходе. В проломе застрял самосвал. Его толкают что есть мочи, подкладывают под колеса мокрые доски. На руках вздуваются мускулы, лица застыли от напряжения. Наконец мотор взревел, и машина стронулась с места. Лопаты, как молнии, сверкают под дождем, кран жадно заглатывает здоровенные обломки скалы. Ливень усиливается, и его шум перекрывает все другие звуки.

Бригадир Клись пытается закурить. Он спрятался под кузовом самосвала, спички ломаются одна за другой, намокшая сигарета расползлась в руках; он берет другую, третью, клянет погоду на чем свет стоит — наконец кое-как прикурил. Бригадир Клись записной курильщик. Он немолод, гладко выбритое лицо изрыто морщинами. Он думает: не пора ли закругляться? Если дождь не прекратится, работать станет невозможно. Бригадир вылезает из-под самосвала и, пробиваясь сквозь ливень, идет к укрытому под скалой передатчику. Он кричит в микрофон, что так продолжать работу нельзя, надо спускаться. Но в наушниках скрипучим голосом дежурный инженер долбит свое: ни в коем случае он не намерен заваливать план и торчать под этой чертовой скалой до весны. Махнув рукой, Клись снимает наушники и бредет обратно к машинам. Люди, оторвавшись от своих дел, смотрят на него, но он взял лопату и подгреб обломки — значит, нужно снова браться за работу. Не всем это пришлось по вкусу. Стах Лужа, высокий брюнет с бородкой, швырнул лопату на землю. «С меня хватит!» — крикнул он. Тогда бригадир Клись подошел к нему и велел поднять лопату. Они стояли друг против друга, впритык, нос к носу. Стах первый не выдержал, медленно наклонился и поднял лопату. Стах Лужа, беспокойная душа, учился в университете, бросил, ищет свое место на земле, а пока крадет динамитные патроны, замышляет кому-то отомстить. С ним рядом, как всегда, честно вкалывает Манек Голубок — миляга блондинчик в пестром свитере. Вечно он улыбается, с каждым готов согласиться, каждому рад услужить, и эта его ласковость кое-кому кажется подозрительной. Должно быть, наломал парень дров. И спиртного в рот не берет, вчера во время пьянки тоже куда-то улизнул: растаял — и концы в воду. А пьянка была суровая. Барак так ходуном и ходил, так и подскакивал от хмельной кутерьмы. И гудел от притоптывания гураля Бахледы, которому вздумалось плясать, как на гуральской свадьбе, скоренько-скоренько перебирая ногами и громко припевая: «Обошел я все вершины, заблудился я в лесах, только тянет в дом родимый, снится рыжая коса». Стучали по столу кулаки, со звоном разбивались стаканы. Франек, фамилии которого никто не знает, горстями швырял монеты. Никому их подбирать не хотелось. «Плевал я на твои деньги!» — хрипел верзила Лысый, а Амброзий Бородач завел свою волынку: «И будешь ты служить во имя господа твоего, как все ближние его, что предстанут в оный час пред ним». Закадычные дружки Алоиз и Юзек то и дело прикладывались к рюмке; время от времени то один, то другой выкрикивал разные словечки. Алоиз еще кричал, что ему сапоги жмут. «Сними с меня сапоги, Юзек». Юзек, сопя, стаскивал с приятеля сапоги. Недоучка студент Стах Лужа грозился: «Я им еще покажу!..» — и тряс воздетыми к небу кулаками. Бригадир Клись все бубнил насчет проклятой скалы, что они ее должны хоть зубами прогрызть, хоть когтями разодрать. Что он в своей жизни разные скалы видел, но такая холера еще не встречалась. Нашлись у бригадира и слушатели — сидели молчали, подперев голову кто кулаком, кто стаканом. Бригадир рассказывал про плотину в Солине: «Вот это, братцы, была плотина, наша в сравнении с ней — тьфу, дерьмо. А когда открыли шлюзы, вода как рванет, шум поднялся адов, своего крика не слышно было. Все орали, махали шапками, а один парень снял новый пиджак и кинул в воду. Вот так-то, братишки…» И здесь через годок-другой так будет, тогда они сами поймут, что значит строительство плотины, а потом ее открытие. Чтобы этой минуты дождаться, стоит вкалывать в жару, в холод, по уши в грязи. Ради этого стоит.