Максим Осипов - Человек эпохи Возрождения [сборник]

Вот что, не умничай, подполковник! Дадим тебе слово. Во благовременье.

Как все-таки зовут маму Милочки? – Кира. – А полное имя? – Валькирия, – кричит Петечка. – Так, этому больше не наливать! – Мы подхватываем: Валькирия! Что-то грузинское, менгрельское, точно! Знаете анекдот про коррозию? Не про коррозию – про коррупцию! Никто не обидится, грузин нет? Да скажет же кто-нибудь тост?!

Кира и скажет. Встает – молодая еще женщина и вполне себе ничего, только стричься зачем так коротко?

– Мы счастливы, что наша дочь… – заметили это “наша”? – попала в семью к замечательным людям, в замечательную компанию. Многих из вас мы видели в театре, в кино и по телевизору…

Ха-ха! И еще увидите, у вас же теперь – домашний кинотеатр!

– У вас же харман-кардон! – кричит Петечка.

– …А Милочку я научила, – продолжает Кира, – чтобы был порядок в шкафах и в доме пахло пирожками. И еще у нее всегда есть желание, чтобы было все хорошо, понимаете?

Выпьем! Откуда это про порядок в шкафах?

Милочка улыбается, шепчет Кириллу на ухо. Тот оглядывается. Мать. Возвратилась с воздуха. – Что, полегчало? – Машет рукой: а!

– По японскому календарю… – начинает свою речь Алена.

Сом грохает по столу:

– Япона мать! – сегодня он как-то особенно красноречив.

Праздник набирает обороты.

Мы желаем молодым всего: состариться на одной подушке, быть вместе, пока, пока…

– И потом, потом! – кричит Аленушка, она верующая. Раздобрела очень, как стала в церковь ходить, поправилась.

И деток, конечно же. Плодитесь и размножайтесь. А может, невеста уже в положении? Зачем иначе выскакивать замуж в девятнадцать-то лет?

– По поводу “и потом” позвольте историю… – просыпается вдруг Вершинин.

Надо бы, подполковник, этикету тебя подучить. Дай же договорить даме!

Чего еще пожелать молодой семье? Достатка, естественно.

– Если едете под мостом, а на мосту поезд, – Аленушку не собьешь с толку, – держитесь за кошелек… Или еще лучше – выйти к молодому месяцу и попросить: месяц, дай денежку.

– Очень способствует, – кивает Петечка. – Даже в доме можно свистеть.

Нет, в доме свистеть нельзя, в театре – тем более.

Хорошая свадьба, весело. Время от времени Мила с Кириллом дотрагиваются друг до друга губами, уже безо всякого “горько”.

Может, скажет кто-нибудь из коллег? Вон они сидят, математики. Симпатичная публика. Не спились, не стусовались ребята, учатся. Не всем быть артистами. Встает длинный, – о, Господи! – в трениках!

– Большой, – шепчет Алена, – талант. – Все успела узнать.

Получил недавно важную премию. Финскую. Имеет право ходить без брюк.

– Доказательство принадлежности функции четности… – Что он несет? К какому-то экспо… Язык сломаешь! – Это откуда? – Поди ж ты! Булева алгебра. – Век живи!.. Буль. Буль-буль. Ну, поехали! – Не забывайте и про ням-ням. Тем более вилки наконец-то доставили, теперь мы в полной комплекции. Фофан. Слыхали?! Фофаном негра зовут. Ничего, старик, у нас самый лучший поэт был негр.

А Петечка – камень, кремень, эдак дотянет до сладкого. Приготовил отдельный подарок. Прекрасный штопор: желтая юбка, рожица наверху.

– Но поскольку, Кирилл, мы тебя знаем как доброго мальчика, ты его скоро подаришь кому-нибудь.

– Или потеряешь, – вздыхает Анестезия. – Он все теряет.

– …Поэтому я поручаю штопор твоей жене, а тебе… – Петечка достает видавший виды, с деревянной ручкой, – еще один штопор. – Браво! – Чтобы дом был полная чаша! – Все сбудется, Петечка, твои тосты – как молитвы пра ведников – действуют безотказно, наверняка.

Хорошая свадьба. Но должно это напряжение – Кира – Вершинин, Анестезия – Сом – во что-нибудь воплотиться. Скандальчик будет?

А вот и он. С ожидаемой стороны. Елена Андреевна, новая Сомова женщина, решила себя проявить.

– Я когда оказалась в Москве, – э, да ты еще и того, нездешняя? – то обнаружила, что первые шаги мне предстоит сделать при участии мужчин…

Скажите-ка! Вот открытие!

– И что именно, миледи, вам удалось из задуманного осуществить?..

Ах, не связывайтесь, Анастасия Георгиевна!

Квартира, говорит. Квартира у нее на Остоженке.

Сом сидит, не шевелится. То ли стонет, то ли рычит. О, расскажите, давайте, выкладывайте, мы жаждем подробностей. Сом, Сомушка, не рычи.

– Подробностей? – Какая уверенная в себе мадам! – Квартира хорошая. Паркет. Настоящий. Не ламинат.

Да не этих подробностей! – Первый муж ее был, оказывается, архитектором из Румынии. Все ей оставил – свято-о-ой человек!

– Но! Все-таки! – восклицает Сом.

А что построил? – Она же сказала: квартиру. – Румын – молодец!

– А Сом, это о-о-о… Брутальность. Если мы когда-нибудь с ним расстанемся… – Елена Андреевна обращается к женской аудитории. – Вы должны попробовать. Обязательно.

– По этому поводу вам не следует беспокоиться, деточка, – отчетливо выговаривает Анастасия Георгиевна – какая она стала белая! – пот на лбу, опять выбирается из-за стола. Несчастный Кирилл в растерянности: тоже встал, потом сел.

Мила поворачивает голову в сторону туловища, но говорит, словно сама себе:

– Сколько же у вас слов… во рту!

Умница. Хорошую взяла паузу. Точно – будет порядок в шкафах. Девочка еще, а как сказала! Мол, не смеем вас больше задерживать, Елена Андреевна, ни минуты. Кирилл смотрит на Милочку с благодарностью. Туловище встает и твердой походкой – к выходу. Мимоходом Сома целует в лысину:

– Я ранима, – говорит, – чрезвычайно. До крайности.

Бывает. Нам будет недоставать Елены Андреевны, мы успели привыкнуть к ней и рассмотреть ее всю, оценили и тяжеловесную ее грацию, и жирок, и пушок, и изгибы, ямочки, – там, где спина переходит в…

– Это мужское у них, внекультурное! – шепчет Алена Кире, она видит, какими взглядами мы проводили туловище.

И то сказать: а какая корысть у Елены Андреевны в старом Соме Самойловиче, актере предпенсионного возраста? Сом ведь к ней перебрался как был, как ушел однажды на репетицию… Может быть, она с детства, с отрочества им любовалась по телевизору – там, откуда приехала к нам? Да и никакая она не Елена Андреевна, Олей ее зовут. Ничего мы не знаем на самом деле. Вот ничегошеньки.

Сидим, выпиваем, едим горячее. Но – тревожно. Такое чувство: что-то произойдет. Должно. Нет, вроде нормально все. Показалось. А показалось ли?

Расскажите театральную историю какую-нибудь, просят нас математики, всем в действительности неловко, Сома жалко, Анестезию… А где она?

Какую рассказать вам, ребята, историю? Про Епиходова? Нет, не эту, что вы подумали. У нас в театре несколько лет назад один артист начал играть Епиходова и помер, другого только ввели в роль – тоже помер. Кто теперь Епиходова согласится играть? Сняли спектакль… Не знаем мы, что рассказать.