Владислав Артемов - Император

— Где встреча? — спросила Вера.

— В «Кабачке на Таганке».

Глава 2

Подлинное происшествие в «Кабачке на Таганке»

1

Излагая события так, как впоследствии толковал их сам Бубенцов, мы обнаруживаем множество нестыковок и несуразиц. И всё-таки приходится довольствоваться именно этой версией произошедшего, поскольку иных источников нет. Конечно, в глазах каждого человека мир отражается по-своему. Никто из людей, оглядываясь в прошлое, не может точно и правильно определить причину произошедших событий. И вовсе не потому только, что у каждого свой, особый взгляд на мир. Беда в том, что всякое событие, когда оно произошло, неизбежно искажает причину, его породившую. Так камень, упавший в гладь пруда, безнадёжно коверкает отражение берега, неба, но самое главное — до неузнаваемости уродует фигуру того, кто бросил камень.

Около шести часов вечера в недорогом шумном ресторане, известном под именем «Кабачок на Таганке», неожиданно вспыхнул спор о влиянии богатства на характер и душу человека.

Спорили три старых товарища — Ерофей Бубенцов, Игорь Бермудес и ещё один их собутыльник, по фамилии Тарас Поросюк. Все трое служили через дорогу, в театре. Это были люди обыкновенные, ничем не выдающиеся, не облечённые никакой властью. И уж конечно ни один из них не скопил за всю свою жизнь сколько-нибудь значимого капитала. Более того, ни у кого из них не было даже хотя бы смутной, туманной, отдалённой надежды разбогатеть. Мечты были, а надежды не было. И вот эти люди, у которых в лучшие-то их дни едва доставало средств расплатиться с официантами, ни с того ни с сего затеяли спор о богатстве, о его влиянии на душу и личность человека.

Поначалу ничего не предвещало, что тема богатства вообще будет затронута. Мелькнуло слово о деньгах, но вскользь и походя. Это произошло ещё в самом начале, когда Ерошка Бубенцов и Тарас Поросюк охорашивались у большого зеркала в фойе.

— Тарас, раз уж такое дело, — как можно небрежнее сказал Бубенцов. — Пару тысячонок не подзаймёшь?

Упитанное лицо Поросюка в зеркале опечалилось, как будто Бубенцов сказал бестактность.

— До пятого, — принялся оправдываться Ерошка, и голос его немного дрогнул. — С мая за квартиру не плочено.

— Отчего ж до пятого? — сказал Тарас Поросюк. — Да хотя бы, будем говорить, и до десятого! Только ты сперва прежний должок верни. У Бермудеса вон попроси.

— Дрянь же ты, порося! — сказал Бубенцов.

Поросюк засопел, поджал губы и отошёл от зеркала.

У Игоря Бермудеса никто конечно же ни о каких деньгах спрашивать не стал. Шумный, рокочущий Бермудес умел только делать вид обеспеченного человека. Тем более что Бермудес, по своему обыкновению, пришёл не один. Тёрся рядом с ним, выглядывал из-за спины хмырь с обветренным, волчьим лицом и в сером макинтоше. Ерошка привычно обратил внимание на большую полосатую суму, в каких бомжи носят постель и прочий необходимый скарб. Ошмыга сутулился, опираясь на палку, и, кажется, очень стеснялся своего присутствия здесь, в чистом, культурном месте. Перетаптывался в сырых, разбитых башмаках, оставляя грязные разводы на светлом мраморе вестибюля.

Метрдотель Семён Михайлович Шпак стоял всё это время в отдалении и, нахмурив седые брови, с большим неодобрением следил за голодной компанией.

Подозрения Бубенцова относительно незнакомца скоро подтвердились. Тот как присел с краешка стола, так и ютился там всё время. Сидел смирно, ни на что не претендуя, никого не беспокоя. Лицо длинное, губастое, несколько вытянутое вперёд, со сбитым набок носом.

Сразу же извлёк из кармана газету с рекламой, читал различные объявления. Чуть пошевеливались его синеватые, как будто замёрзшие, толстые губы. Деликатно отворачивался, отодвигался в тень, пока официант принимал заказ. Иногда доставал большой, в красную клетку платок, сдержанно сморкался, промакивал слезящиеся веки. Словом, производил впечатление очень несчастливого человека.

Даже когда принесли наконец-то графинчик с водкой, он не реагировал никак. Кушал бутербродик со шпротой. Прикрывался при этом ладошкой, как будто стесняясь своих больших, выставленных вперёд зубов. По-прежнему скромно клонил лоб над газетой. Впрочем, кажется, он и не читал её вовсе, тем более что газета лежала перед ним вверх ногами. Ерошке же Бубенцову, который сидел напротив, прямо в глаза бил заголовок, набранный чёрным, жгучим кеглем: «Ограбление инкассаторов в Сокольниках». Чуть ниже было припечатано пояснение: «Преступность не имеет национальности». Это означало, что грабителями были, скорее всего, уроженцы Кавказа.

Поначалу присутствие этого непьющего, поминутно шмыгающего носом алкоголика немного стесняло Бубенцова. Но произнесены были первые тосты, и чувства его успокоились. Раздражение окончательно рассосалось, когда полностью выпит был начальный графин. Дородный, представительный Игорь Борисович Бермудес привстал и, озирая светлое пространство зала, выискивал официанта. Ерошка же Бубенцов поднёс к лицу опустевший графинчик и, поглядев сквозь сияющие грани на окружающий мир, воскликнул восторженно:

— Чего ещё можно желать от этой жизни? Чего?

В этот миг был он похож на блаженного дурачка из волшебной русской сказки.

— Это да! — охотно поддержал Тарас Поросюк, но прибавил: — Ещё бы денег немного, и вот тогда уж, будем говорить, ничего больше не надо.

Полное лицо его после выпитого нежно розовело.

— Денег? — Ерошка повернулся, поглядел сквозь графин на Поросюка. — Тебе бы только «денег немного»?

— А тебе нет? — вскинулся Поросюк, чутко уловив интонацию. — Кого с квартиры гонят за долги? Га?

— Всех сгонят, — сказал Ерошка с каким-то злорадным удовольствием. — Но раз уж ты заговорил о деньгах, тогда ответь мне на один вопрос. Вопрос, заранее предупреждаю, философский.

С этими словами Бубенцов со стуком установил хрустальный графинчик на середину стола. Если бы собеседники были повнимательнее, они бы заметили, как глаза незнакомца тускло сверкнули из-за газетного листа, но сразу же погасли. Но и Поросюк, и Бермудес в тот момент глядели на графин, а затем подняли глаза на Ерофея. По тому, как на лицах обоих показалась снисходительная усмешка, ясно было, что оба относятся к приятелю покровительственно и немного свысока.

— Итак, предположим, вот я, Ерофей Тимофеевич Бубенцов, — представился Ерошка, указывая вилкой на пустой графин. — А что бы вы сказали, если бы я вдруг разбогател? Вот, к примеру, на меня свалилось богатство. Переменюсь ли я? Изменится ли характер? Моя душа! Станет ли иной моя самость? Вот в чём вопрос!

— Всё переменится! — ни на секунду не задумавшись, сказал Бермудес. — В том числе, милочка, и строй твоих мыслей. То есть твоя натура.