Александра Сашнева - Танго с ветром

— Вы верите в судьбу? — вдруг спрашивает мужчина, не поворачивая головы.

— Я не вижу вас в своей судьбе и не хочу говорить с вами. Простите, — Соня отвечает слишком резко для такой нейтральной, в общем-то, ситуации, и это бесит еще больше. Можно было просто не отвечать.

— Как хотите, — говорит мужчина и немного приближается к Соне. — А может, вечерком прогуляемся? Знаю неплохой ресторанчик. Вы ведь отдыхать?

— О, боже, дай мне терпения! — Соня говорит это сама себе, злясь на свою ярость, беспричинную с виду. Но так нельзя. Если так реагировать на каждого наглеца, то лучше сидеть дома и не выходить никуда. Соня опять отодвигается и опускает голову на руки, положив их на металлический поручень.

Внизу кипит темно-зеленая вода моря. Глубина, таящая прошлое и будущее. Это кипение утаскивает за собой, успокаивает, Соня забывает о неприятном инциденте, полагая его законченным, но он закончен только отчасти. Завершена его первая часть — раздражение. Соня снова слышит голос мужчины и добровольно соглашается вступить во вторую часть — любопытство. В шум моторов и плеск воды вплетается неприятный голос, презрительно менторский, даже брезгливый.

— Многие думают, что можно изменить судьбу, что она зависит от каких-то там поступков. Хороших или плохих. Но это большая ошибка. Очень большая. Единственная причина всех событий — ветер. Да, ветер. Именно. Он гонит события, как волны, и людям остается только переживать их. Переживать и смириться с этим. Попадая в дерьмовые истории, люди думают, что все могло быть иначе, что события зависят от каких-то там причин, которые они могли бы изменить. Но они не могут ничего изменить. Они ошибаются. У событий нет никаких причин. Если событию суждено быть, оно само найдет причину и случится. Найдет и случится. Если убрать одну причину, найдется другая. И все равно будет все именно так, как должно быть.

Слова оседают в сознании Сони слоем песка. В этом есть смысл. Неожиданный смысл. Он увлекает. Но страх начинает звенеть высоким диссонирующим звуком где-то в мозжечке и заставляет оборвать разговор.

— Я не собираюсь с вами разговаривать, — голос Сони на удивление спокоен.

— Что ты так разволновалась?

— Вот черт! Ладно! — Соня опять злится. — Все равно больше не встретимся. Все спокойно. Все хорошо.

Сказав это, Соня поднимает с палубы свой рюкзак и уходит с кормы в салон. Ветер взмахивает на прощание расстегнутой гавайкой. Наверное, незнакомец проводил ее взглядом, но Соня боится оглянуться, чтобы проверить, так ли это.

Катер уже приближается к пристани, и пассажиры начинают подниматься с сидений.

Галдеж, тявканье собачки, толкотня. Горячих, прогретых южным солнцем тел. Сумки, корзины, рюкзаки, ведра. В пути особенно видно, что жизнь, в сущности, состоит из перемещения предметов. Если животное живет, перемещая в пространстве только себя, то человечество тратит большую часть жизни на создание вещей и последующую их транспортировку. И это не то чтобы придает смысл жизни, но дает иллюзию избранности, иллюзию того, что человеческая жизнь основательнее и прочнее жизни прочих тварей.

Катер причаливает. Петли швартовых наматываются на кнехты, матрос закрепляет узлы.

Вместе с толпой пассажиров Соня сходит на берег и сразу окунается в толчею небольшого рыночка. Воздух пропитан запахами овощей, криками и жаром асфальта, хотя уже сентябрь. Соне нужно на автобус, но прежде чем пойти к остановке, она решается оглянуться — не видно ли пестрой гавайки? Нет, гавайки не видно. И слава богу. Соня с облегчением вздыхает.

Автобус, скрипнув дверями, трогается. За окном начинает разгоняться пейзаж. Высокие акации — огромные стручки и высокие гибкие стволы — так странно видеть их после Москвы. Сквозь акации видно море, на краю земли, у самого края небесного купола, в дымке видны два корабля. «Наверное, они гигантские, — думает Соня, — но выглядят малюсенькими игрушками». Солнце уже довольно низко, и дымка начинает приобретать янтарный оттенок.

За спиной Сони, вдавив крепкие зады в мякоть сидений, сидят две тетки — загорелые черты грубоваты, огромные бюсты обтянуты цветастыми лифами платьев. Они о чем-то говорят, но Соня не вникает, хотя тетки разговаривают громко.

Мотор автобуса бодро гудит, ветер влетает в окно и шумит в ушах. Теплый южный ветер. Соня чувствует его щекой, привыкая к новому миру, в котором ей придется прижиться на неизвестное время. Соня все еще безымянна и безразлична для жителей этих мест, что-то вроде фотографии на афише. Она здесь ни с кем не связана ни долгами, ни воспоминаниями, ни ожиданиями.

Пока.

Но это «пока» прекрасно, как момент, когда новорожденного принимают на руки врачи. В этот момент еще все возможности принадлежат ему, и вся последующая жизнь — это отсекание возможностей. Переход потенциальной энергии рождения в кинетическую энергию жизни и остановка, когда все возможности исчерпаны.

Неожиданно Соня вникает в разговор за спиной.

— … девушку убил. Труп нашли на Лагерной в доме заброшенном. Изрезал всю в клочья. Когда нашли тело, ее уже начали есть крысы.

— Откуда ты знаешь?

— Моя родственница живет там недалеко. Была в понятых.

— Как она смогла смотреть на это? Я бы в обморок упала. Не могу вида крови выносить.

— Она тайком сфотографировала на мобилу. Это ужас. Я видела, меня чуть не стошнило.

Соня оглядывается.

— Че надо? — грубо спрашивает ее рыжая толстуха.

— Ничего. Извините, — Соня не собирается вступать в конфликт. Уже в затылок ей рыжая говорит:

— Ничего — тогда отвернулась и смотришь в окно.

— Уже, — Соня равнодушно поправляет наушники и продолжает слушать разговор.

— В школе, где моя Верка училась, был учитель литературы. Вежливый такой, слова плохого не скажет. А стихи как читал! До слез, прям, как артист. А потом че оказалось? Собака у него в сарае стала копаться и останки детские вытащила.

— Да ты че?

— Как стали копать — там семь или восемь свежих скелетов нашли. Такой вот учитель. А уж обходительный был.

— Ос-спади! Как земля таких носит?

— Ой, не говори! Так вот отпустишь ребенка в школу, а там…

— Да он, поди, это… В Севике курортниц ловит. В нашу деревню ему зачем?

— Мало ли.

Автобус подбрасывает на ухабе, тетки вскрикивают.

Сады, поля, домики мелькают за стеклом, радуя глаз яркими красками — клип в стиле лаунж. Автобус опять подбрасывает, и тетки Переходят с темы маньяка на тему дорог, паршивых автобусов и небрежности водителей.

Солнце уже довольно низко, еще немного, и оно коснется краем горизонта. Темнеет стремительно. Когда автобус останавливается около бара «Малибу», в сумерках уже ярко светятся неоновые буквы. Двое отдыхающих переходят дорогу, возвращаясь с моря. Маленький мужичок в большом потасканном плаще, больше похожий на ожившее пугало, гонит к берегу стадо коз. В руках у мужчины хлыст, и он подгоняет им коз, которые норовят разбежаться, блеют и по пути обкусывают ветки кустов.