Владимир Резник - «Медлительный еврей с печальными глазами»

С каждым годом выбираться в отпуск Александру Никитичу становилось все трудней. Денег хватало — заработок тюменского нефтяника пока ещё позволял, несмотря на все скачки ненавистного доллара, летать куда хотелось и не отказывать себе пару раз в год ни в чём из того, что требовала душа. Вот только душа и тело его требовали чего-то такого, что приходилось скрывать, изворачиваться и не раз вступать в конфликты с друзьями, желающими отдохнуть вместе, да и просто требующими совета от многоопытного Никитича, куда слетать, чтобы как следует расслабиться. Александр с помощью жены, у которой были те же проблемы с подругами, разработал несколько правдоподобных «легенд», но как человек простодушный, излагая их, быстро начинал сбиваться и путаться, чем вызывал обоснованные подозрения и недоверие собутыльников. Не в силах понять причину вранья, которое они явно ощущали, друзья злились, и скоро у него появилась репутация «темнилы», который найдя какой-то сладкий уголок, не хочет поделиться с товарищами. Популярности это ему не прибавило, прежние приятели отворачивались, Александр переживал и расстраивался, но поделать ничего не мог: признаться, куда он ездит хотя бы раз в год — означало потерю всего. Рассказать кому-то в тюменском посёлке, наполненном суровыми простодушными мужчинами и их строгими, высоконравственными жёнами, что мотается он через полмира, тратя немалые, тяжким трудом заработанные деньги, для того чтобы поваляться на пляже нагишом, в компании таких же совершенно голых мужчин и женщин — было невозможно. Легче было бы уволиться и уехать вон из города.

А началось всё совершенно случайно, лет пять тому назад в Испании, где отдыхали они большой компанией: все из их посёлка, в том числе пару человек из его бригады и две воспитательницы из того же детсада, в котором работала Маша. Какие-то ушлые турагенты договорились о чартерном рейсе и групповой скидке, и промерзших за долгую зиму нефтяников на две недели и не задорого отвезли погреться к тёплому Средиземному морю. Отдохнули отлично: солнце было горячее, море тёплое и спокойное, а вино дешёвое. В один из дней, изрядно набравшись с вечера, проспал Александр намеченную экскурсию в ближайший городок, на рынок, за подарками для всей родни, и, дабы искупить вину, согласился вместо того, чтобы отпиваться пивом под зонтиком на пляже, пойти с Машей вдоль берега на длинную прогулку. Пиво, правда, он с собой прихватил — банок пять. Забрели они достаточно далеко от своего отеля. День был нежаркий, невысокое солнце то пригревало их, медленно бредущих вдоль края прибоя, то пряталось за кудрявыми облачками, с моря дул йодистый ветерок, и уже после второй банки краски стали ярче, ветерок мягче, а люди на лежаках изрядно симпатичнее. Так и добрели они до нудистского пляжа, о существовании которого и не подозревали. Если бы не четвёртая банка Хайнекена, положенная на вчерашние дрожжи, наверно, не стал бы Александр подначивать жену, но тут что-то разошёлся — и напрасно. Потому как вызов его благоверная приняла. Разделась легко: сбросила узенький лифчик, и так-то едва прикрывавший полную грудь, стянула трусики и, не оборачиваясь, зазывно покачивая гладкими бёдрами, быстро пошла в воду. И уже оттуда, окунувшись с головой, вынырнув и отплевавшись, призывно замахала рукой и, не стесняясь, — русские вообще не стесняются за границей громко разговаривать, считая, что их никто не понимает, — закричала: «Сашка, раздевайся. Иди сюда — это так здорово!» И он разделся. И пошёл в воду, как сомнамбула, не понимая, почему и зачем он это делает. Первое ощущение было таким сильным, такое чувство лёгкости и освобождения от чего-то не нужного, лишнего охватило его, что Александр испугался. Всю обратную дорогу он молчал, придя в отель, взял с жены клятву, что ни одной душе, ни сейчас, ни дома она об этом приключении не расскажет — и напился. Впрочем, напивался он каждый день — отпуск же, отдых.

Больше полугода не он упоминал об этом купании и вдруг в конце осени, когда сырая и промозглая слякоть сменилась таким же сырым пронизывающим морозом, а бледное солнце старалось как можно быстрее убежать с промерзшего неба, Александр, смущаясь, и от того нарочито грубоватым тоном, спросил: «А что, Машка, не съездить ли нам на курорт: отдохнуть, жопы голые погреть на солнышке?» Жена посмотрела внимательно — слишком хорошо изучила она своего супруга, чтобы не понимать, что тут что-то не так. И не ошиблась. Выяснилось, что вопрос Александр проработал основательно и хорошо подготовился: не зря просидел столько часов, осваивая интернет и тыча в клавиатуру заскорузлыми, привыкшими к огромному разводному ключу пальцами, а она-то, наивная, считала, что он, как все — танки по экрану гоняет. Он изучил все курорты и отели, в которых разрешалось и даже поощрялось отдыхать нагишом. Часть из них отмёл как семейно-нудистские: расхаживать, тряся гениталиями перед детишками, он правильным не считал; часть была отложена в сторону как исключительно свингерские (смысл термина Александр понял не сразу, пришлось залезть в словарь) — делиться пышными достоинствами супруги он ни с кем не желал и даже рассказывать ей о таких курортах не стал — на всякий случай. Оставался не такой большой и совсем не дешёвый выбор. Маша удивилась, но виду не показала: к морю хотелось, а вот в купальнике или без — ей, по большому счету, было всё равно. А вот ему — нет. То чувство свободы и в то же время близости, сродства с окружающим миром, которое он впервые испытал на испанском пляже, как первый укол наркомана, втянуло, подсадило его на эту иглу и требовало повторения. В свои «под сорок» Александр был в отличной форме: с его работой в спортзал ходить нужды не было, и Маша из-за бездетности, а может и в силу других причин, в свои тридцать пять сохранила девическую фигурку, весёлый нрав и жадный интерес к новым впечатлениям. Да и не в телесном было дело, не нагота окружающих волновала и будоражила его. Это не было эксгибиционизмом: он не стремился показывать себя кому-то, да и рассматривать других, за некоторыми, особо занятными исключениями, было не слишком интересно. Манило другое: именно там, на испанском пляже, убрав последнюю преграду, впервые почувствовал себя Александр частью природы. Теперь его иначе, по-доброму, грело солнце, по-другому, ласково, обнимало море, и даже на пустынном нудистском пляже в Калифорнии, на тихоокеанском побережье, куда они добрались через несколько лет, где дул пронизывающий холодный ветер, бугрились обжигающе ледяные волны, и не было ни одной живой души, кроме них с Машей, он чувствовал себя уютно. Они с удовольствием погрелись на нескольких курортах Европы, побывали в пуританской Америке и остались разочарованы, и на пятый год своих тщательно замаскированных под обычный отдых поездок (приходилось вежливо увиливать от предложений отдохнуть в компании и иногда даже лететь обходными путями, делая лишние пересадки), наконец, добрались до Мексики.