Анатолий Кузнецов - Леди Гамильтон

— Вот именно, кажемся. Ваши догадки близки к правде.

— Можем вызвать машину, — предложил я, — проехать сто километров туда и обратно.

— Как? — спросил Андрей у гостьи. — Обычно это переключает.

— Если вы хотите. Я не против, но, пожалуй, лучше пойду. Право.

Я принялся набирать номер таксомоторной стоянки. На вопрос диспетчера, куда ехать, сказал:

— Туда и обратно.

Он заметил, что это странно: все норовят уехать только туда.

Шофёр оказался пожилой, добродушный, из тех, кто ничему не удивляется.

В машине она сказала:

— Если вам действительно всё равно, куда ехать, то, может быть… Нельзя ли проехать через Лефортово? Вам правда всё равно?

— Это где Лефортовская тюрьма? — отозвался шофёр.

— Да.

— Могём.

Он спокойно сделал разворот под красный свет, мы поехали в Лефортово. По-летнему рано рассвело, на улицах не было ни души, и в пустом мёртвом городе лихо было ехать. Потонувшее в зелени Лефортово встретило нас лишь утренним птичьим гамом. Шофёр мягко затормозил под высокой кирпичной стеной.

— Будете выходить? Не спешите, я подожду.

Мы вышли. Татьяна отошла подальше от стены, пытаясь увидеть здания по ту сторону её.

— Не могу ничего узнать. Ничего не узнаю… Да, в те ворота меня провезли… Ворота на месте. Может, это было в том доме, но почему у него забиты окна?

— Это тюремные козырьки. Разве тогда не было?

— Да были же, но я ищу следовательский кабинет. В нём была лишь решётка, и из окна видны две заводские трубы. Да! Вот он. Трубы есть. Значит, я смотрела на них вот так, оттуда… Да, вон там этот кабинет, был во всяком случае.

— Думаю, там он и сейчас, — сказал Андрей, разглядывая окна.

— Я смотрела в окно на две трубы, меня пытали, заставляли подписать, что я шпионка… Был следователь, фамилию помню: Сурдуков. Он сейчас не должен быть стар. Может, даже там же сейчас сидит.

— Пожалуй, другой. Сурдуков — на персональной пенсии.

— Да, теперь вижу, всё на месте. Это очень важно. Женское отделение там… Но этот корпус, по-моему, новый… Стена.

Она подошла к стене, провела по мощной кладке ладонью, низко опустила голову.

— Стена Лефортовской тюрьмы — это же не Стена Плача, не путайте, — грубо сказал Андрей. — Та в Иерусалиме, Таня.

Шофёр моментально проснулся, лишь мы взялись за дверцы. Улыбнулся понимающе и сочувственно:

— То не наш человек, что не сидел. Многие приезжают вот так, как вы. Посмотреть снаружи. Снаружи-то смотреть хорошо. Эх!..

На Киевском вокзале мы были ровно в половине девятого. Машину отпускать не стали, только вышли на минуту проводить Татьяну до входа.

— Спасибо за выдумку с машиной, — сказала она. — Я давно должна была побывать в Лефортово. Это очень важно. Но всё не выходило. Хотите посмотреть, какой я в то время была?

Она достала из сумки портмоне, из него вынула помятый конверт, в нём оказался тщательно завёрнутый и перевязанный нитками бумажный пакет, из которого и была извлечена ветхая, обтрёпанная по краям фотография. Это была она в юности.

— Кинозвезда, — сказал Андрей.

— Правда? Многие говорят. Иногда прибегаю, в крайний момент. Когда показываю клиентам, это их здорово возбуждает. Ха-ха… Так и быть, это мой муж.

На другой фотографии, вернее даже не фотографии, а небольшом выцветшем обрывке можно было узнать хохочущую Татьяну с лобастым пареньком у радиатора машины, на крыле которой торчал американский флажок.

— Это любительская, тут я не так хорошо получилась, сразу после ангины. Эти две карточки — всё, что покойная мама сберегла. Девочку нашу никто, конечно, не фотографировал. Пожалуй, она была бы сейчас как раз ваших лет. Может, жива… Может, мы с ней встречаемся на плешках…

— Спрячьте, я уже насмотрелся, — сухо сказал Андрей. — Вот что, слушайте сюда. Здесь вот рубли. Конкретно и исключительно затем, чтобы вы взяли отпуск и привели в порядок, что ли, нервы, а то, понимаете ли, стены всякие, ненужный маразм. Думаю, не надо добавлять, что это нам не стоит ничего.

— Вот как… — невесело сказала Татьяна. — Я приняла вас было за более умного из двоих. Неужто я ломала такую хитросплетённую комедию, чтоб в заключение получить деньги? Работаю честно — бёдрами, не языком. Незаработанного не надо. Ну, прощайте.

Она смешалась с пассажирами, а мы поплелись к машине.

Шофёр нас ждал, тоже недовольный.

— Кто из вас обронил на сиденье двадцать рублей? — спросил он зло. — Много имеете? Разбрасываетесь, как мусором?

Андрей взял деньги, поблагодарил, спрятал в бумажник.

— Вот гадина! — глухо сказал он, когда машина тронулась. — Теперь вбей себе, вбей и запомни: всё, что мы слышали, — ложь. Это было враньё. От начала до конца. Иначе как жить? Общество право: таких нужно убивать на месте.