Иван Охлобыстин - Записки упрямого человека. Быль [litres]

В общем, к концу третьего месяца у Миши кончились лекарства, а я понял, что мой лётный недуг к депрессии не относится, и фокус наших исследований стоит перевести на транквилизаторы. Тут все и срослось. Оказалось, что транквилизаторы являются естественной пищевой добавкой каждого живущего на зарплату врача, и необходимости в их изучении нет. Мне было предложено меню из шести наименований, из которого я без труда выбрал алпразолам с клоназепамом и закрыл вопрос. С тех пор я летаю не то чтобы с удовольствием, но без отвращения. Вдумчиво летаю. Ну вот. Пока всё. Надеюсь, что мой подход к здоровому образу жизни дает необходимый материал для предположения, каким бы я был перспективным врачом, если бы получил соответствующее образование. Хотя, скорее всего, меня бы увлекли всякого рода экспериментальные исследования, потому что состоим мы из какой-то недолговечной ерунды, и наука просто обязана поскорее перевести наши хлипкие тела сначала в цифровую, а потом и в энергетическую форму.

А пока, любезный читатель, глотайте БАДы горстями (что не примется, то выйдет естественным путем), сливайте плохую кровь на рингах или татами (жизнь дозирует экстрим, но лучше, если это происходит под наблюдением опытного тренера), работайте до полного изнеможения, ешьте и пейте всё без разбору в свое удовольствие, одевайтесь вызывающе и отбросьте прочь надежду, что медицина вам поможет. Она бы помогла, живи мы ветхозаветными сроками, а так у нас, по грехам, времени-то – на одну кружку Эсмарха. Глупо тратить это время на что-либо, кроме поиска смысла жизни, который, как известно, в жизни самой.

P. S. У моего папы был друг – однокурсник по военно-медицинской академии имени Кирова, профессор, венеролог. Так вот, его терапевтическим козырем был метод «выжженной земли». Он искренне полагал, что наиболее серьезные заболевания не терпят конкуренции, и всем прививал сифилис – для последующего исцеления малыми, но регулярными дозами пенициллина. Профессор имел серьезные шансы стать спасителем мира, но безжалостный к аморальщине коммунистический режим лишил его ученых званий и практики. Так что он давно не у дел. Я с ним встретился в Риме этой весной, где он с супругой праздновал бриллиантовую свадьбу.

Прохладной осенью 1984 года, за два месяца до демобилизации, я значительно превысил свои солдатские полномочия во время служебной командировки в один южный край, за что чуть не попал под трибунал. Но был взят на поруки своим генералом и сослан с другими двумя солдатами – Сергеем К. и Андреем И. – дожидаться дембеля на стрельбище.

Стрельбище находилось в 20 километрах от расположения нашей части, под Ростовом-на-Дону. Из себя этот важный стратегический объект представлял бескрайние пространства, огороженные бетонным забором. Видимо, к объекту потеряли интерес давно, поскольку бетонные «стаканы», куда вставляли плиты, даже не потрудились залить бетоном, лишь подбили с четырех сторон деревянными клиньями. Именно это обстоятельство и сыграло свою трагическую роль в последующих событиях, но об этом попозже.

Жили мы с однополчанами в ветхом передвижном фургоне у дороги. Каждую неделю полковой «уазик» завозил нам пять банок просроченной тушенки, две буханки черного хлеба и пачку чая. Есть мы хотели ужасно. Молодые ребята, растущие организмы – в общем, что говорить. Командир находящегося в трех километрах «чушка» – подсобного хозяйства – по кличке Фюрер сразу предупредил, что подкармливать нас не намерен. Приходилось думать самим. В другой стороне от «чушка», где-то на расстоянии восьми километров, располагалось полузаброшенное кладбище. Серега первый придумал собирать с могил годные к употреблению продукты, которые оставляли на помин души родственники усопших. Чаще всего это были конфеты (с тех пор я не люблю сладкое), еще были плавленые сырки и вафли. Но этой ерундой разве наешься?!

Потом Андрюха предложил поймать одну из жирных кладбищенских собак, которые стаей мотались по кладбищу. С помощью нехитрого проволочного приспособления мы поймали черного кобеля, и опытный Серега вечером потушил зверюгу. Так мы (первый раз за две недели после приезда) плотно поужинали. Само собой, с того дня поголовье кладбищенской стаи начало стремительно уменьшаться, пока не была съедена вся свора. За собаками в пищевой рацион были включены змеи, ядовитые в том числе. Мы целыми днями ходили с палками по ростовским просторам и ловили змей.

Наступил прохладный ноябрь, змеи попрятались, новых собак на кладбище не завелось, от шоколадных батончиков мутило. Наш вагончик продувало насквозь. Ветры в тех краях немилосердные. Топить вагончик приходилось деревянными колышками, которые удерживали бетонные плиты от падения. Колышки мы вынимали «вальтом», по диагонали, чтобы плиты не падали. То бишь из четырех колышков брали два с разных сторон. Я так подробно описываю всю эту ерунду, чтобы вам было удобнее представить картину произошедшей трагедии.

Семнадцатого ноября, по ранее установленному графику, за колышками пошел Андрюха. Надо заметить, он не был самым ответственным человеком на свете, что в свое время, пятью месяцами ранее, не позволило ему удостоиться высокой боевой награды, к которой он был представлен, за спасение передвижного госпиталя, угодившего в засаду. Андрюха один четыре часа удерживал вход в ущелье, пока не подошли наши войска. Когда у него закончились патроны, он со штык-ножом и заточенной саперной лопаткой вышел навстречу десятку вооруженных до зубов «духов», и те так и не решились ни пристрелить его, ни сразиться с ним. Надо отдать должное этим дикарям, они умеют ценить мужество. Их командир, уходя, бросил под ноги Андрею в знак признания свой, видимо, любимый, нож. Нож вечером отобрал особист, а подвыпивший на радостях Андрюха лишил его переднего резца, за что его и закинули к нам.

Не дисциплинирован был Андрюха. Это его и подвело – поленился он обойти плиту и выдернул колышки только с одной стороны. Само собой, плита на него и упала. Его спасло только то, что, падая сам, он угодил между валяющейся там же ржавой бочкой и запасными бетонными «стаканами». Отделался однополчанин только отрубленной чуть выше локтя левой рукой. Из-под плиты он выбрался сам и потерял сознание, уже доковыляв до вагончика. В полном смятении я побежал на «чушок», где был телефон и я мог позвонить в часть. Серега принялся заматывать кровоточащую культю какими-то тряпками и забивать «косяк», чтобы хоть как-то облегчить страдания приятеля.

Я довольно быстро добежал до подсобного хозяйства и позвонил в часть. На мое удивление, начальство отреагировало сразу, и, когда я вернулся обратно, Андрюху уже увезли в город, а «вдутый» по сему случаю до потери связной речи Серега кашеварил у костра перед входом в вагончик. Пережитое за это время потрясение и усталость лишили меня на время способности к критическому мышлению. Я поел от души приготовленное Серегой мясо, внутренне возблагодарив доселе равнодушное к нам начальство за привезенный дополнительный провиант, и сел на железные ступеньки любоваться уже выступившими на небосклоне звездами. Во рту стоял приятный сладковатый привкус от съеденного ужина. В душе царил сытый мир.