Андрей Бильжо - Казенный дом и другие детские впечатления [антология]

– Что я, виноват, что мне слон на ухо наступил? – он жалобно улыбнулся, но сочувствия не встретил.

– Конечно, виноват, – сухо сказала она. – Сима, ну что ты прячешься? Или выходи с поднятыми руками, или открою огонь.

Выходит с поднятыми руками.

– Я Сима, прошу меня любить и жаловать.

– Ну, хорошо, молодец. Хочешь знать, как выглядит человек после того, как ему медведь на ухо наступил?

Какая-то обидная нотка в этом послышалась.

– Не медведь, а слон, надо говорить, – поправил Олекса.

– Кого ты учишь? Я произвела от себя три народа. У семилетнего Сима над верхней губой уже чернеет усик, Яфет обещал стать красою полнощных стран. И третий, Хамон… да вот он! Легок на помине. Хамончик!.. Это мой Хамон, он писается ко мне в кровать со страшной силой… Что ты испугался, чумазенький? Дядя добрый.

Джованна была прелесть: живая, умница, но главное, она была женщиной. («Олекса Довбуш, готов ли ты взять в матери эту женщину?» – «Да».)

– Ты что, сама их рожала?

– Да ты что! Представь себе, малыш: я, как какая-нибудь Фатима, хожу, переваливаясь, с забинтованными ногами. Я цыганку одну брюхатила.

Продев кисть в его локоны и держа на ладони его затылок, как державу, а скипетр сжимая в другой руке, она пропела низким грудным голосом:

– Ну, я не прощаюсь, – сказала она, целуя его на прощание.

Поцелуй это что-то новенькое. Он видел, как целуются в кино или парочки – особенно в тех районах, что патрулируются полис де мёрс: подразнить полицию нравов.

– Да ты целоваться не умеешь! – удивилась Джо. – Дай-ка я тебя поучу. И чему только твои родители тебя учат.

Познав сыновнюю любовь к матери, Олекса уже не может, как прежде, играть в Человека на необитаемом Острове. А что, если честно во всем признаться? Встретил одну женщину и с нею понял, что значит иметь собственную мать. Ни с чем не сравнимое блаженство! Чувство, о котором столько сказано и столько написано: любовь к матери. Он раньше был маленький и не понимал, каково это – иметь собственную мать, расти в семье народов с Симом, Яфом и Хамончиком.

Но как – как такое скажешь старенькому Энцо Бенци.

Раз он ввалился к ней со сломанным веслом и разбитым носом. Она его не ждала, да и в общем-то уже начинала пугаться этого «приключения на свою голову», как говорила ей подружка. «Ищешь, мать, приключений на свою голову». Эта подружка и впустила Олексу, явившегося с изукрашенной «еврофизией» и с двумя половинками весла.

– Раны Господни! Скорей скорую!

Но Олекса повел себя как настоящий мужчина.

– Ерунда. Это ему надо скорую. Удар был страшной силы, копье напополам.

Вошла Джо.

– Алекс, что случилось? – голос сердитый, такое же лицо. А он-то думал, что всполошится.

– Ничего особенного, поразмялся с одним. Рассказать?

– Сперва иди умойся.

Пока Олекса, закрывшись в ванной, разглядывал себя в зеркале и смывал следы боевых действий, Джо мрачно перебирала грани на ножке хрустального бокала, вертя его в пальцах.

– Говорю, ищешь приключений на свою голову, – заладила подружка, как испорченная пластинка.

– Кто тебя так? – спросила Джо, когда он вышел из ванной.

– Не меня «так», а его «так». Я ему веслом, знаешь как. У меня же это не весло, а копье. Ты же знаешь.

– Знаю, знаю. Вот моя подруга, познакомься.

– Подруга. Мы уже успели, но можно еще раз, – и протянула руку. Под насмешкой пряталось любопытство: – А твои родители что на это скажут?

– А когда они меня увидят, уже все заживет. До воскресенья их дома не будет, они сейчас на Полигоне счастья, готовятся к выступлениям авиаторов.

– Ну так что там у тебя стряслось, рассказывай? Обо что ты весло сломал?

– А что рассказывать? Он мне говорит: «Ихса!» Я послал его на три слова. А он не один, там еще стояли. Снимает он туфлю, не успел размахнуться, как я хватаю ее и в фонтан. А это был «тимберленд», триста йориков. Он меня кулаком. Остальные смотрят, не подходят. Тогда я веслом: раз! раз! раз!

– Слава богу, Алекс, ты отделался легким испугом.

– Я? Испугом?

– Молчи, гадкий утеныш. Они все могут.

Неловкое молчание.

– Ты к Джо как к себе домой приходишь, – сказала подруга. – Не спрашиваешь: можно – нельзя? А если б она была не со мной?

– Не с тобой?

Олекса не понял коллизии. Джо недовольно поджала углы рта: надо будет, сама скажет.

– Ты, подруга, не пугай так его. Дядя добрый.

Ревность – жираф. Наконец дошло: «А если б она была не со мной…». А с кем еще?

– Да ты что… Подруга пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? Хочешь, Алекс, обменяемся майками? Ты мне свой рыжий тельник, а я тебе свою футболку? Ну как, мир? – Олекса заулыбался и вытер кулаком глаза. Она тут же стянула с себя тишотку. После рождения третьего ребенка грудь сделалась такой величины, что татушка с Джоном Ленноном выпучилась, как сэлфи. Фантомные дела: будто сама рожала, сама кормила.

Подруга глянула в сомненьи.

– Увидеть, как ты влезешь в его маринеску, и умереть.

– Ладно, меняемся назад.

Кто бы мог подумать, что в это воскресенье в самый разгар яркого зрелищного представления на Полигоне Счастья старенький «пегас» его родителей рухнет на землю, увлекая за собою прогулочный воздушный шар, на котором зеленой арабской вязью выведено «Аль Капоне».

В 1989 году я впервые приехала на Запад. Мои друзья хотели показать мне что-нибудь удивительное и непременно медицинское. Они познакомили меня с профессором, детским гематологом, в его клинике тогда осваивали пересадку костного мозга для лечения у детей рака крови.

Посмотреть клинику нас позвали в субботу. Клиника детской гематологии Лейденского университета. Отдельный флигель, стоит в парке.

Мы сразу попали в просторный зал, по стенам – разнообразные приборы, все гудят, пощелкивают и светятся. В центре из прозрачного пластика натянут шатер, в шатре на высокой хирургической кровати сидит мальчишка лет 10. Без единого волоса на голове, веселый, машет нам и показывает, чем он занят: он играет с белой мышкой. Только я собралась умилиться гуманной голландской медицине, которая думает не только о лечении, но и о настроении своих пациентов, как мне объяснили, что мышка на самом деле нужна как индикатор стерильности в герметичном шатре. Ребенок после пересадки костного мозга всеми способами лишается иммунитета, иначе есть опасность отторжения. Мышка, оказывается, рождается абсолютно свободной от инфекций, и малейшее нарушение стерильности тут же отражается на ее поведении. Ну и поиграть с ней, конечно, можно…